Золото бунта, или Вниз по реке теснин - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Иванов cтр.№ 135

Барка плыла все так же наискосок — носом далеко от берега, кормой поближе. В руках у Осташи качнулся оборванный конец каната. Только этим обрывком еще и можно успеть примотать барку к берегу…

Тальник у приплеска затрещал: сквозь него продирался человек.

— Кидай, блядь, снасть!.. — услышал Осташа рыдающий крик полуночника Федьки.

Скользя по индевелой выстилке, Осташа что было сил раскрутил над головой мокрый и тяжелый конец и метнул его куда-то в сторону Федьки. Конец плеснулся в воду, и тотчас где-то там же могуче бултыхнуло. Федька ахнулся в Чусовую.

Он вынырнул со снастью в зубах: толстая веревка еле влезла в раззявленный рот. Федька заколотился, по-собачьи подгребая к берегу, шумно выскочил на приплесок. Чтобы набрать запас длины каната, он побежал за баркой, поднимая тучу брызг, обогнал судно и сунулся в заросли. Он упал возле дерева и начал обматывать ствол веревкой — один оборот, другой, третий… Снасть кончилась. Барка опять выбрала слабину и рванула Федькино дерево. В воду посыпались ледышки, прошлогодние листья, сосульки. Дерево не вывернулось из земли, снасть выдержала. Барка, колыхаясь, остановилась. Мимо нее медленно проплыла доска-сходня. На берегу слышались сбивчивый топот и заполошная ругань — это бежали бурлаки.

Осташа, успокаиваясь, быстро поскидывал с двух других огнив кольца снастей и швырнул их с борта. Федька, словно уже не мог удержаться, еще дважды кидался в Чусовую за веревками, как собака за палкой. Матерясь, путаясь руками, топча тальник, бурлаки подтянули барку ближе к берегу и примотали к деревьям крепко-накрепко. Осташа оглядел палубу и пошел к палатке. Сюда ударом снасти забросило Поздея. Осташа с трудом перевернул его на спину. Лицо Поздея превратилось в сплошную черно-блестящую яишню-болтунью, из которой торчал съехавший набок веник бороды. Бурлаки, что забрались на барку, столпились у Осташи за спиной: разглядывали мертвого Поздея.

— Ты его так уделал? — спросил кто-то.

— Я что, Илья Муромец, что ли? — буркнул Осташа.

Бурлаки молчали, переминались с ноги на ногу.

— Его снастью убило, — неохотно пояснил Осташа. — Снасть лопнула. Господь вора сам наказал.

— А почто ему было барку спускать?..

— А почто он вас, дураков, за тринадцать копеек против меня натравливал? — зло спросил Осташа. — Почто он на смерть загреб под Мосиным бойцом? Почто вообще такой богатырь на наш караван нанялся, коли сам из Ревды, а в Ревде подгубщикам платят куда больше, чем в Каменке?

Бурлаки сопели, почесывались.

— Кто-то, видать, хорошую цену дал, чтобы ни ты, ни барка твоя не дошли до Лёвшиной, — негромко прозвучало из толпы.

Осташа уже понял — кто. Колыван. Кому еще он нужен, кроме Колывана? У кого Чупря плывет, стрелявший в Осташу на мартьяновской переволоке?

— Ну что, братцы, — оглядываясь, громко спросил Осташа, — среди вас другой вор найдется или можно спать лечь?

Обиженно бурча, бурлаки полезли с барки на берег. Осташа обошел барку, потрогал натянутые снасти и, подумав, тоже перепрыгнул с палубы в кусты. Не укладываться же почивать в казенку рядом с мертвецом.

Бурлаки подновили костер, но не удержались возле огня — потихоньку друг за другом ушли под свою парусовку. У костра на бревне остались только трое. Федька красовался в одном белье — в рубахе и подштанниках, насквозь мокрых. Рожа его была исцарапана тальником. Федька рассказывал о своем подвиге Фиске, которую вытащил из шалаша и не отпускал обратно. Фиска сидела пригорюнившись, дремала. Федька стучал кулаком в грудь и размахивал ополовиненным штофом с водкой — штоф он забрал у Логина. Третьим на ослядке бревна сидел и спал, уткнувшись лбом в колени, какой-то тщедушный и лохматый мужичонка. Видно, это и был Федькин дружок Спирька, без которого Федька смог обойтись только в илимской тюрьме. Рядом со Спирькой под ногами валялась пустая чарка. Осташа молча стащил с плеч свой армяк и повесил Федьке на плечи. Фиска, моргая, посмотрела на Осташу снизу вверх — виновато и заискивающе. Федька, даже не оглянувшись, деловито полез руками в рукава. Осташа повернулся и отошел в темноту. Ему тошно было глядеть на людей, как волку тошно ощущать их вблизи.

Он прислонился спиной к сосне и сполз по стволу, обхватил себя руками. Пусто было в голове, пусто в душе. Только глухо гудело в ночи пространство, только широко стелилась и журчала река. Никогда у Осташи не получалось быть не думая — а вот вышло. Он устал от всего, устал. Ничего не надо — ни бати, ни Чусовой, ни Бойтэ… Холод оцепил тело, и Осташе хотелось замерзнуть, исчезнуть. Он начал засыпать, ронять голову, только изредка расклеивал глаза и тупо смотрел на костер вдалеке. Вот Федька уже обнимает Фиску, что-то шепчет на ухо и мнет ее грудь. Вот встает и тянет за руку. Вот уводит в лес, подталкивая в зад ладонью — герою нужна награда… Осташа долго смотрел на догорающий костер. У него уже все суставы заломило от холода. Опираясь о ствол сосны, он с трудом поднялся и поковылял к огню.

Он опустился на бревно, подобрал какой-то сучок и пошурудил им в углях. Костер обрадованно затрещал. Осташе показалось, что стрельнула головня — но вдруг из леса донесся истошный бабий визг. Это не в костре что-то лопнуло, это в лесу ударили из ружья.

Осташа сорвался с бревна и опрометью побежал вдоль опушки, еще сам не понимая зачем. Фиска все орала взахлеб. Осташа ломанулся в подлесок, отмахиваясь от еловых лап, и вскоре выскочил на полянку, еле освещенную звездами. Посреди полянки ничком лежал Федька. Под Федькой орала и билась Фиска. Волосы ее разметались. Она отталкивала Федьку руками, впустую лягала в воздухе голыми белыми ногами. А Федька лежал без всякого движения: не хватал Фиску за руки, не зажимал рот. В светлой прорехе на армяке посреди Федькиной спины дымилась черная дырка.

Осташа схватил Федьку за плечо и перевернул, освобождая бабу. Федька подался тяжело, мягко и безвольно. Голова его перекатилась на плечах как привязанная. Фиска, завывая, на спине отползла назад, села и принялась рвать на себе сарафан, рубаху. Руки ее вмиг почернели от крови.

— У… у… у-убил!.. — задыхаясь, выла Фиска.

Она вытащила из порванного ворота рубахи круглое плечо — на сарафан вывалилась грудь, перепачканная кровью. Осташа поразился: сосок стоял торчком, будто Фиска не смертельную рану искала, а любилась с мужиком. Но смертельной раны у Фиски и не было. И вообще никакой раны не было. Только на боку под мышкой кровоточила глубокая и длинная царапина. Осташа упал перед Фиской на колени, поднял ей локоть и отодрал от царапины ладонь. Фиска тряслась и взвизгивала, вырывалась, лезла рукой к порезу. Осташа в остервенении с размаху хлестнул ее по щеке, по другой, потом снова и снова. Фиска, потеряв всякое понятие, только мотала головой, пытаясь закрыться.

— Жива ты, не ори! — рявкнул Осташа. — Не умрешь, слышишь!..

Фиска икала и сглатывала, прятала лицо в ладонях, всхлипывала:

— Не-не… не бей!.. Не бей, миленький!..

Осташа оглянулся. Вокруг Федьки уже стояли на коленях бурлаки. Платоха бережно держал голову Федьки, а другой бурлак лежал ухом у Федьки на груди.