Яххотеп, вне себя от ярости, хотела броситься на помощь своим измученным подданным, но Афганец крепко ухватил ее за плечо и пригнул к земле.
— Не сочти за оскорбление, царица, сейчас не время вмешиваться. Держи себя в руках. Мы с Усачом немало такого повидали и, если бы давали волю гневу, давно бы уже отправились в царство мертвых.
Между тем разгрузка подошла к концу. Остальным рабам удалось избежать расправы.
Барка отчалила обратно на юг.
— Что если мы подожжем крепость? — предложил Усач.
— Лучники не позволят нам обложить стены хворостом. Да камень и не займется, каким бы мощным ни было пламя.
Афганец в бешенстве притопнул ногой.
— Что за мерзость, ничем ее не проймешь!
Усач удивился:
— В первый раз вижу, чтобы ты так злился.
— А я в первый раз не вижу никакого выхода!
Время близилось к полуночи, ярко сиял лунный диск.
— Бог Хонсу вразумит нас, — утешала спутников царица, — подождем немного, понаблюдаем.
Но на следующий день все шло как прежде. Дозорные стояли на башнях, стражники трижды в сутки рыскали вокруг крепости.
Через день в гавань прибыла еще одна грузовая барка. На ней привезли вдвое больше провизии — неподъемных кувшинов и тюков.
Старый немощный раб, не выдержав, рухнул на колени. Он сбросил на землю тяжкий груз, не в силах нести его дальше, и смело глянул прямо в глаза надсмотрщику. Тот пырнул старика кинжалом.
Хрупкий мальчик, едва дыша, доволок кувшин до самых ворот крепости. Их открывали, лишь выпуская стражу или принимая привезенные мешки с зерном и кувшины с маслом и пивом.
В сумерках барка отчалила. Стражники начали очередной обход.
Даже ночью нельзя было потихоньку подкрасться к стенам. У всех бойниц по-прежнему стояли лучники. Темноту разгонял свет бесчисленных факелов.
На рассвете четвертого дня трое соглядатаев покинули укрытие. Усач с Афганцем поняли, что не существует ни малейшей возможности взять Гебелен. Ни дерзость, ни отвага тут не помогут.
— Пора возвращаться, — решила царица.
Оба спутника с ней согласились.
22
Флотоводец Яннас, уроженец Азии, прикрывал сплюснутую голову полосатым полотном, отчего она походила на гриб. Невысокий, щупленький неторопливый и немногословный, он поначалу казался человеком добродушным, незлым, даже внушал доверие.
Однако первое впечатление было обманчивым. В действительности Яннас, способнейший военачальник, преданный слуга Апопи, не знал милосердия и выполнял самые ужасные приказы своего господина без тени сомнения или раскаяния. Подобно правителю, он был убежден, что военная мощь, грубая сила — единственная надежная опора власти, и что врагов необходимо безжалостно уничтожать.
На то, чтобы перебить всех морских разбойников, могли уйти годы, но флотоводец отличался завидным терпением. Главное — добиться цели. Между тем перед ним возникло препятствие: остров Крит, жители которого втайне помогали грабителям и получали за это часть добычи. Злокозненный остров в свое время избежал опустошения по непонятным для Яннаса тактическим и дипломатическим соображениям Апопи.
Флотоводец досадовал на правителя: пока остров процветает, разбойники не переведутся и вечно будут нападать на гиксосских торговцев.
Оставалась последняя возможность достойно отомстить критянам, надолго отбив у них охоту пакостить исподтишка. Нужно было поймать их с поличным, неопровержимо доказать, что они действительно укрывают у себя злостных преступников. Вот почему единственную уцелевшую разбойничью барку преследователи-гиксосы прижали к берегам Крита, но перехватывать не стали, просто пронаблюдали, как мерзавцы причалили в бухте и высадились на сушу.
Теперь флотоводец мог с полным правом покарать живущих на острове.
Военные корабли приготовились к бою. На этот раз Крит не уйдет от расплаты. Флотоводец сожжет все селения, опустошит сады и поля, пополнит казну правителя критскими богатствами.
— Посол-критянин просит аудиенции, — доложил Яннасу его помощник. — Он прибыл на лодке один, без оружия.
Яннас поднялся на палубу, откуда открывался дивный вид на зеленые берега Крита. Перед ним склонился ухоженный плотный кудрявый и бородатый мужчина лет пятидесяти, на лице которого читался сильнейший испуг.
— Не сочти за дерзость, флотоводец, я рискну напомнить тебе, что критяне — верные подданные правителя Апопи.
— Хороши верные подданные! Кормят и прячут у себя врагов правителя! Даты, видно, издеваешься надо мной.
— Смею ли я! Поверь, тебя ввели в заблуждение. Негодяи, приставшие в нашей бухте, немедленно были схвачены и казнены. Их трупы будут переданы тебе. Мы не попустительствуем разбойникам!
Яннас расхохотался:
— Так я вам и поверил! Придушили парочку никчемных бродяг, чтобы обмануть меня, а истинных преступников ваш царь потчует у себя во дворце. Разве они могли бы так долго водить меня за нос без вашей помощи?
— Клянусь, почтенный флотоводец, ты ошибаешься. Крит всецело покорился гиксосам. Я исправно отвожу правителю Апопи богатую дань, и с каждым годом она увеличивается. Жители острова боготворят твоего господина, здесь никто не осмелился бы его ослушаться.
— Ты говоришь красиво, посол, но при этом врешь, как последний нищий оборванец.
— Флотоводец, я не позволю так…
— Кто ты такой, чтобы не позволять мне! — Яннас был в бешенстве. — Я лично расправился с каждым из разбойников. Перед казнью я их пытал, и они мне многое рассказали. Все как один твердили: критяне забирают себе половину добычи, возмещают нанесенные гиксосами убытки. У меня предостаточно неопровержимых доказательств вашей вины.
— Злодеи просто оговорили нас под пытками, это же очевидно! С чего бы мы стали вести себя столь неразумно?
— Повторяю: вам это выгодно. Прочисть уши, посол.
— Правитель рассудит нас по справедливости. Немедленно поедем к нему в Аварис!
— Никуда ты не поедешь. Крит — разбойничье гнездо, и я его уничтожу.
— Умоляю, пощади нас! Мы заплатим вдвое больше прежнего!
— Поздно спохватились, посол! Никакие хитрости вам не помогут. Возвращайся к своим и готовься к сражению. Я не люблю тех, кто сдается без боя.
— Неужели ничто не может отвратить от нас твой гнев?
— Мой гнев неотвратим.
Разорение Крита было заветной мечтой Яннаса. Он на деле докажет правителю, что гиксосы еще способны захватывать новые владения. У них достанет дерзости и мужества. Ведь взяли же они Египет силой оружия — никакая дипломатия им даром не нужна! И нечего щадить побежденных.