– Это лишнее испытание для вас. Спасите Пазаира и забудьте его.
– Я должна с ним увидеться в последний раз.
– Дело ваше. Но мои условия остаются прежними: сперва вы должны доказать мне свою любовь. И после этого я начну действовать. Только после этого. Вы согласны?
– У меня нет возможности торговаться.
– Я ценю вашу мудрость, Нефрет; она может сравниться только с вашей красотой.
Он нежно взял ее за запястье.
– Нет, Небамон, не здесь и не сейчас.
– Где и когда?
– В большой пальмовой роще, у колодца.
– Это памятное для вас место?
– Я часто хожу туда.
Небамон улыбнулся:
– Природа – прекрасный антураж для любви. Я, как и вы, считаю, что пальмы – это очень поэтично. Когда?
– Завтра вечером, после захода солнца.
– Пусть сумерки скроют наше первое объятие; но впредь мы не будем таить нашу любовь от дневного света.
4
Увидев реку, вьющуюся между скал в направлении холма, открытого всем ветрам, Пазаир выскользнул из повозки и бесшумно спрыгнул на песок. Повозка покатила дальше, сквозь жару и пыль. Сонный возница предоставил впряженным в нее быкам полную свободу.
Никто не преследовал беглеца, потому что адская жара и жажда не оставляли ему ни малейшего шанса выжить. Если когда-нибудь караульный отряд наткнется на кучку его костей, он подберет их. Босой, в старой набедренной повязке, судья заставлял себя идти медленно, чтобы экономить силы. Там и сям на песке виднелся волнистый след, оставленный рогатой гадюкой, страшной пустынной змеей, чей укус был смертельным.
Пазаир представил себе, что гуляет с Нефрет среди каналов по зеленой деревенской местности, оживляемой птичьим пением; окружающий пейзаж показался ему менее враждебным, его походка стала более легкой. Он шел по пересохшему руслу реки до подножия покатого холма, где упрямо торчали три нелепые пальмы.
Пазаир встал на колени и поскреб пальцами землю; под верхней потрескавшейся коркой, на глубине нескольких сантиметров, песок был влажным. Старый пчеловод не обманул. Еще через час тяжких усилий, прерывавшихся короткими передышками, он увидел воду. Напившись всласть, Пазаир снял повязку, почистил ее песком и наполнил драгоценной влагой припасенный бурдюк.
Ночью он шел на восток. Вокруг слышался свист – это с заходом солнца на охоту выходили змеи. Если он наступит на одну из них, это будет означать неминуемую и ужасную смерть. Лишь такой опытный врач, как Нефрет, знала противоядия. Забыв об опасности, при свете луны судья стремительно шел вперед. Когда занялась заря, он утолил жажду, вырыл в земле углубление и заснул, свернувшись калачиком.
Проснулся он, когда солнце уже клонилось к закату. С горящей головой и усталым телом он вновь устремился на восток, к долине, такой далекой, что она казалась недостижимой. Запас воды подошел к концу, и ему оставалось надеяться лишь на то, что он наткнется на другой колодец, обозначенный горкой камней. Один на этом бесконечном пространстве, то плоском, то бугристом, он шел вперед. Губы его пересохли, язык распух, силы были на исходе. Надеяться оставалось лишь на помощь богов.
* * *
На опушке большой пальмовой рощи Небамон спустился с носилок и отпустил их. Он предвкушал чудесную ночь – Нефрет обещала отдаться ему. Правда, ему хотелось, чтобы это случилось в более естественной обстановке, но, в конце концов, это не имело особого значения. По обыкновению своему он добивался чего хотел.
Стражники, охранявшие рощу, сидя под деревьями, играли на флейтах, попивая свежую воду и болтая между собой. Старший лекарь устремился по главной аллее, свернул налево и направился к старому колодцу. Место было тихим и уединенным.
Ему показалось, что она появилась из лучей заходящего солнца, окрасившего оранжевыми тонами ее льняную тунику.
Нефрет уступала ему. Она, такая гордая, бросившая ему вызов, повиновалась, как рабыня. Он завоюет ее. Она забудет о прошлом и поймет, что только Небамон даст ей ту жизнь, о которой она мечтала, сама не зная об этом. Она слишком любила свое ремесло, чтобы долго оставаться на вторых ролях; стать женой старшего лекаря – разве это не было ее заветной целью?
Она не двигалась. Он приблизился.
– Я увижу Пазаира?
– Я же дал вам слово.
– Верните ему свободу, Небамон.
– Я сделаю это, если вы станете моей.
– Зачем так жестоко? Будьте великодушны, умоляю вас.
– Вы смеетесь надо мной?
– Я взываю к вашей совести.
– Вы станете моей женой, Нефрет, потому что я так решил.
– Не настаивайте.
Он остановился в двух шагах от своей жертвы:
– Я люблю смотреть на вас, но хочу и других наслаждений.
– Уничтожить меня?
– Освободить вас от иллюзорного чувства и убогого существования.
– Повторяю свою просьбу, откажитесь от меня.
– Вы принадлежите мне, Нефрет. И Небамон протянул к ней руку.
Но как только лекарь коснулся ее, он оказался отброшенным на землю. Растерянный Небамон увидел нападавшего – огромного павиана, с открытой пастью и пеной на губах. Его мощная, покрытая шерстью левая рука держала лекаря за горло, а правой он сжимал и выкручивал жертве яйца. Небамон завопил. Ему на лоб опустилась нога Кема. Павиан, не ослабляя хватки, замер.
– Если вы откажетесь нам помочь, мой павиан оторвет вам мужское достоинство. Я ничего не видел, а его вряд ли будут мучить угрызения совести.
– Чего вы хотите?
– Доказательства невиновности Пазаира.
– Да нет, я…
Бабуин глухо зарычал. Его пальцы начали сжиматься.
– Я согласен, согласен!
– Говорите.
Небамон тяжело дышал.
– Когда я осматривал труп Беранира, я понял, что смерть наступила несколько часов назад. Возможно даже, что с ее момента прошли целые сутки. Я видел это по глазам, цвету кожи, по тому, как сжаты челюсти, по состоянию раны… Клинические признаки никогда не обманывают. Все это я записал на папирусе. То есть ни о каком захвате на месте преступления речь не шла, Пазаир был всего лишь свидетелем. Против него нет никаких серьезных улик.
– Почему вы скрыли правду?
– Слишком удобный случай… Нефрет наконец-то оказывалась в моей власти.
– Где сейчас Пазаир?
– Я… я не знаю.
– Знаете наверняка.
Бабуин снова зарычал. Перепуганный Небамон покорился.