Проклятие любви - читать онлайн книгу. Автор: Паулина Гейдж cтр.№ 18

За ладьей бога следовали ладьи поменьше, в которых везли его жену Мут и сына Хонсу. Многие придворные дамы изъявили желание сопровождать на ладье вошедшую в моду богиню. Беспрерывно били барабаны, играла музыка, заводили свои песнопения храмовые певчие. На берегу, разложив товар на переносных коробах, трясли талисманами и амулетами бродячие торговцы, зазывая нерешительных покупателей и выкрикивая ругательства вслед тем, кто, отворачиваясь, проходил мимо. У разносчиков еды и питья торговля шла бойчее, потому что многие люди пришли издалека, чтобы занять местечко получше, у самой воды, и теперь были не прочь подкрепиться.

У причала Луксора тоже было людно, но здесь собрались величественные, молчаливые сановники и старшие жрецы. Сам фараон восседал в тени на своем троне и взирал, как неуклюже причаливает увешанная драгоценностями ладья. В этот день у него на плечах лежала леопардовая шкура – убор верховного жреца, а сзади был привязан символ божественности – леопардовый хвост. [19] Если ему и скучно, он умело это скрывает, – думала Тейе, сидя рядом с фараоном и краем глаза наблюдая за выражением его лица. Она заметила, как напряглись мышцы его нижней челюсти – то ли он подавил зевоту, то ли боролся с приступом боли. Священная ладья слегка коснулась причала, и жрецы-носильщики ринулись поднимать божницу. Снова разлилось по камням молоко, и вино, ароматное и соблазнительное, тонкой струйкой потекло в траву. Аменхотеп приподнял ноги, носитель сандалий опустился на колени и разул его, чтобы фараон не осквернил святилище грязью подошв.

В святилище храма вела галерея, где насчитывалось свыше пятидесяти стройных колонн, венчавшихся капителями в форме цветка папируса, созданная сыном Хапу по рисунку фараона. Аменхотеп, традиционно сопровождаемый Птахотепом и Си-Мутом, прошел по галерее в святилище, где совершил кровавый обряд жертвоприношения. Во время заклания он вознес надлежащие моления, потом разоблачился, оставшись лишь в двойной короне и набедренной повязке, и принялся медленно раскачиваться в магическом ритуальном танце, предписанном вековыми традициями. Тейе с волнением наблюдала за ним, опасаясь за его состояние и восторгаясь его непреклонной волей. Когда все закончилось, она с облегчением присела рядом с ним для ритуальной трапезы в присутствии Амона, хотя беспрестанный гул толпы за стенами храма и тяжелый запах горячей крови совершенно лишили ее аппетита.

– Я выполнил свои обязанности на год вперед, – обратился к ней фараон, прихлебывая вино, все еще тяжело дыша и обливаясь потом. – Завтра мы начнем празднование юбилея, а Амон пока побудет здесь. – Он подтолкнул локтем бога, который теперь обосновался на троне, пустующем большую часть года. Золотое изножие Амона утопало в цветах, перед статуей были расставлены пища и благовония, дым воскурений вился у лица, на котором играла легкая улыбка, двойное перо короны вспыхивало в свете факелов. – Как мне жаль его гарем! Бедные маленькие жены и танцовщицы! Они все умрут девственницами. – Не было секретом, что фараон изредка беспокоился о судьбах женщин бога, уединенно живущих здесь и в Карнаке. – Мне будет приятно посидеть рядом с тобой на царской ладье в розовом сиянии рассвета, дорогая Тейе.

Она с удовольствием сносила его поддразнивания.

– И мне будет приятно посмотреть, как ты поднимаешь джед в юбилейной зале. [20]

Они ухмыльнулись друг другу. Тейе ненавидела рано вставать, а Аменхотеп не особенно любил неблагородную, хотя и исполненную символического смысла церемонию натягивания канатов.

В полумраке луксорского святилища ритуального дара царственного семени фараона в образе бога ждала не Тейе. У подножия статуи лежала скучающая Ситамон, равнодушно пожевывая кусочки дыни в меду, пока в преддверии святилища ее отец боролся с приступом недомогания, а врачеватель отпаивал его спешно приготовленной настойкой мандрагоры.

На следующее утро, на рассвете, «Сияние Атона» с Аменхотепом и Тейе на борту направилось обратно в Карнак. Празднование Опета закончилось, начался юбилей. Накрашенные и увешанные драгоценностями, Аменхотеп и Тейе сидели рядом и молчали: он – сжимая зубы, чтобы не стучали, лихорадка снова терзала его одряхлевшее тело, а она – еще не до конца проснувшись. Их путешествие символизировало каждый шаг фараона на пути к перевоплощению и повторному рождению в мир как бога, которое происходило при каждом праздновании юбилея. Кто из моих сыновей может быть воплощением бога? – рассеянно размышляла Тейе, когда сияющий Ра показался над горизонтом, уже готовый беспощадно выжигать землю.

– Пожалуйста, не устраивай больше юбилеев, – прошептала она на ухо Аменхотепу, так чтобы не услышали жрецы. – Утром я должна спать. Это пытка.

Он что-то промычал, но не ответил. Потом вдруг схватил ее за руку, и она поняла, как ему плохо: его рука была скользкой от пота и дрожала.

Позже, в великолепной зале, которую фараон построил в Малкатте для своего первого юбилея, началась его повторная коронация. Богини юга и севера, Нехбет и Буто, [21] вновь возложили на его голову белую и красную короны. Птахотеп снова вручил ему цеп, крюк и скимитар. Собравшиеся в зале иноземные посланники и придворные с истинным благоговением наблюдали, как фараон получал право на обладание Египтом и всеми его подданными. И все же Тейе не испытывала радости при виде младенца Сменхары, которого вынес в корзинке растерянный жрец. Было совершенно очевидно, что Аменхотеп чувствует себя плохо. Он тяжело дышал, громкое хрипение было слышно всем. Сановники, перешептываясь, невозмутимо следили за его неуверенными движениями. Как шакалы, почуявшие падаль, – гневно подумала Тейе. – Как бледные жрецы-сем [22] в ожидании тела для потрошения. Она сидела рядом со своим владыкой под золоченым балдахином, на кайме которого были изображены сфинксы и солнценосный урей – священная кобра, попирающая связанных и гибнущих врагов Египта. Каждый нерв Тейе отзывался болью на страдания фараона, пока час за часом звучали торжественные речи, подданные благоговейно подползали к его ногам, целуя их и принося подношения вместе с уверениями, что он будет жить вечно. Если бы фараон не был таким упрямым, молодой Аменхотеп стоял бы сейчас рядом с ним, принимая эти безделушки и отвлекая на себя часть внимания, – думала она; голова болела под тяжестью огромного рогатого диска богини Хатхор и твердых серебряных плюмажей, поднимавшихся выше медных перьев ее короны. Она замечала взгляды, которые подданные бросали на нее и фараона, – холодные, вдумчивые, оценивающие. И не один вельможа пылко приложился устами к ее ногам, оторвавшись от ног фараона. Это был не просто знак вежливости. Это было признание ее положения правительницы Египта и обещание будущей преданности ей как олицетворению связи со следующим правлением.