Проклятие любви - читать онлайн книгу. Автор: Паулина Гейдж cтр.№ 132

– Что же такое держит их в Ахетатоне, что они сидят здесь, подобно умирающим от голода крестьянам, которые не в силах отойти от пустого амбара? – спросил однажды Эйе Хоремхеба в порыве отчаяния.

Мужчины заключили нелегкое негласное перемирие, когда сделалось очевидным, что при новом режиме оба они утрачивают власть.

Хоремхеб невозмутимо пожал плечами.

– Страх того, что за его пределами, – ответил он. – Только в Ахетатоне ничего не изменилось. Каждый житель города боится куда-либо ехать, боится увидеть, что случилось с Египтом, во что теперь превратились Фивы. – Он мрачно улыбнулся. – Сменхара знает, что неспособен управлять страной, однако ужасно боится передать кому-нибудь необходимые полномочия. Он знает, что недостоин быть фараоном, и это еще больше пугает и злит его. Ты смотрел трезвым взглядом на нашего фараона, носитель опахала? – Эйе покачал головой. – Тогда советую тебе сделать это. Когда ты решишь, что пора что-нибудь с этим делать, приходи в мой дом.

Эйе решил не обращать внимания на вызов в глазах военачальника. Он надеялся, что ему никогда не придется действовать заодно с Хоремхебом. Эйе страшился, что его вынудят стать причастным к замыслам, которые, возможно, потребуют от него отречься от своей веры в неприкосновенность персоны фараона. Но пока не было острой необходимости в таком сговоре, он все больше времени проводил с Тутанхатоном. Царевич был послушен и равнодушно перенес переезд во дворец, где Сменхара почти не обращал на него внимания. Для многих придворных Тутанхатон являл собою неудобное напоминание о кратком безумии, которое внезапно охватило царственных особ Египта, и о котором было лучше всего забыть, но священная кровь, текущая в его жилах, служила для некоторых поводом добиваться его расположения. Время было смутное, и, возможно, маленький царевич сможет стать фараоном. Эйе сам выслушивал, как мальчик повторял свои уроки, присматривал, как он молится и упражняется с колесницей, склонялся рядом с ним над игральной доской и рассказывал ему о матери. Царевич носил на шее рыже-каштановый локон матери в крошечном золотом медальоне, и Эйе часто задавался вопросом, так ли простодушен Тутанхатон, каким кажется. Возможно, он знал, как ему нужна сила этого амулета, и никогда не снимал его. Эйе отчаянно боролся за его доверие и был счастлив, видя, как он радуется обществу Анхесенпаатон. Осиротевший мальчик и одинокая царевна нравились друг другу. Эйе знал, что в этом союзе таятся большие возможности и чья-нибудь беспощадная рука могла ловко воспользоваться ими.

По-прежнему не было никаких признаков того, что Сменхара и Мериатон собираются произвести на свет наследника. Хотя они были неразлучны, спали, ели и играли вместе, вовлеченные в круговорот удовольствий, они напоминали двух капризных детей, для которых область взрослой ответственности была неведомой страной. И все же от них, казалось, веяло мрачным унынием, будто тьма давила на них днем и ночью, а они пытались во что бы то ни стало прогнать ее. Их смех звучал визгливо и принужденно, а нечастые минуты тишины были исполнены страха. Веселость Сменхары в любой момент могла обернуться приступом гнева, а Мериатон всегда была готова разрыдаться.

Хотя Эйе теперь только назывался носителем опахала, тем не менее, племянник часто вызывал его, спрашивал совета, и, хотя советы его никогда не принимались, дядюшка, однако, не упускал возможности напомнить племяннику о том, чего от него ждут. Проблема, остро стоявшая перед страной и требовавшая незамедлительного разрешения, которая вызывала наибольшее беспокойство Эйе, была связана с поставками золота. Казна была постыдно и угрожающе пуста, а за памятники, однако, нужно было платить, крестьяне едва бы выжили, если бы продолжали выращивать пищу и одновременно работать на строительстве, а иноземных сановников нужно было содержать и развлекать. Посольства начали возвращаться в город, который оставался все таким же нереально прекрасным, ко двору, который еще мог претендовать на звание самого роскошного в мире, и к молодому фараону с его царицей, которые выступали в роли самовлюбленных божеств. Но они прибывали, не привозя дани, и уезжали, не заключив соглашений, потому что у Египта не осталось ничего, чем можно было бы подкрепить эти соглашения. Хоремхеб старался удерживать открытыми золотые пути Нубии, но богатство только из одного этого источника не могло наполнить казну. Все чаще караваны, которые прежде доставляли в Египет горы экзотических и дорогостоящих товаров, теперь направлялись в Вавилон или Хеттское царство, а корабли, которые когда-то приходили из-за Великого Зеленого моря, страшась пиратов, увозили свои грузы в другие страны, зная, что Египет не в состоянии больше обеспечить им надежную защиту. И при этом фараон не мог обратиться к храмам, потому что его брат довел их все до полного обнищания.

Сменхара, вынужденный изыскивать средства для оплаты государственных долгов, начал продавать за границу зерно из закромов, которые снова были наполнены. Никто из его молодых друзей – теперь членов нового правления – не пытался отговорить его от этого опрометчивого шага в страхе впасть в немилость, и, наконец, за несколько дней до начала хояка Эйе набрался мужества и попросил фараона принять его. Почти закончился ахет, сезон половодья, и в воздухе веяло прохладой. Люди с радостью в сердцах ждали перет и начало сева.

Сменхара с видимым облегчением принял ритуальный поклон дядюшки. Когда Эйе вошел, фараон бесцельно прохаживался между столиками, на которых были разложены сладости, и лениво отщипывал кусочки то тут, то там, отгоняя при этом мошкару, роившуюся во влажном воздухе, его свита ходила следом. Он стоял, пока Эйе целовал его накрашенные хной ступни, потом поднялся по ступенькам трона. Усевшись, он указал жестом на эбеновый табурет у подножия. Эйе сел, и с едва слышными вздохами свита опустилась на подушки на полу.

– Ненавижу ахет, – сказал Сменхара. – Первая половина его слишком жаркая, и ничем не хочется заниматься, а вторая половина слишком влажная. Повсюду одна вода, и течение реки слишком быстрое, чтобы плавать по ней в лодке. Кому-то нравится охотиться за городом, но я не люблю убивать животных. Когда я был маленьким, то с нетерпением ждал, пока вода в реке спадет, потому что тогда бывает потрясающая рыбалка, но, конечно, теперь, когда я сделался фараоном, мне нельзя ни ловить ее, ни есть. Эхнатон ел рыбу, но он не признавал бога Хапи, живущего в Ниле, которого он мог бы оскорбить этим.

– Великий царь всегда может поплавать на лодке по озеру или прогуляться по Мару-Атону.

– Нет, не всегда. Например, сегодня я должен сидеть здесь и выслушивать жалобы жрецов.

О, – подумал Эйе. – Вот в чем причина его недовольства.

– Не соблаговолит ли великий царь рассказать мне, о чем они просят?

– Если хочешь. – Сменхара потянул за свою болтающуюся золотую серьгу. – Подношения скудеют. Все меньше верующих приходит в храм, и жертвенники на улицах убирают. Короче говоря, дядюшка, им стало нечего делать, и они начинают скучать.

– И что великий царь ответил им?

– Пойти и развлечься чем-нибудь.

Эйе смотрел на длинные пальцы с накрашенными ногтями, теребившие серьгу.