Искушение фараона - читать онлайн книгу. Автор: Паулина Гейдж cтр.№ 92

«Я повел себя глупо», – внушал себе Хаэмуас, по мере того как его душевное равновесие мало-помалу восстанавливалось. Он сам допустил, чтобы мечта всей его жизни, сплетаясь воедино с общепризнанным суеверием, оказалась в противоречии с разумной, полезной магией, призванной помогать людям, и теперь настало время, когда мрачную тьму, захватившую его разум и душу, должен осветить безжалостный яркий свет полуденной реальности.

«Сначала, однако, следует заняться покоями Табубы». С облегчением Хаэмуас погрузился в составление архитектурных планов, в работы по возведению нового крыла в доме. По его приказу архитектор сотворил прекрасные покои с высокими, просторными комнатами, соединенные отдельным проходом с остальной частью дома, чтобы их обитательница могла от души наслаждаться так высоко ценимыми ею тишиной и уединением. Небольшая терраса выводила в сад, где били прохладные фонтаны. Под постройку крыла придется раскопать участок сада к северу от главного дома, сровнять кое-какие цветочные клумбы, перенести на новое место пруд, но Хаэмуас надеялся, что все эти работы можно проделать с наименьшими неудобствами для всей семьи. Он высказал свое одобрение архитектору, и теперь оставалось лишь отдать приказ, чтобы здесь появилась целая армия феллахов, готовая по первому слову начать строительные работы.

Все это время Нубнофрет сохраняла прежнюю ледяную любезность. Дважды Хаэмуас предпринимал попытки навестить ее в личных покоях в поздний час, чтобы поддержать и утешить жену, намереваясь даже предложить ей свою нежность, если бы только она смягчилась хотя бы немного, но она встречала его такой холодной вежливостью и отстраненной безупречностью поведения, что ему ничего не оставалось, как отступиться.

Не было больше сказано ни одного резкого слова, но напряжение только возрастало, заполняя все пространство вокруг. Жизнерадостные слуги сделались замкнутыми и подавленными, сама каждодневная жизнь в доме, где прежде царили теплота и сердечность во всем, на глазах превращалась в правильную, внешне приличную, но лишенную всякой внутренней душевности оболочку. Хаэмуас видел, что творится вокруг, но ему было все равно. С каждым днем планы по созданию новой обители Табубы приобретали все более реальную и осязаемую форму. Скоро, совсем скоро она будет жить здесь.

Из Коптоса пришло сообщение от Пенбу. Он писал это письмо, когда пробыл в городе уже два дня и как раз собирался приступить к своим расследованиям, но его внезапно одолел какой-то недуг, и теперь он вынужден несколько замедлить работу. Прибавляя несколько презрительных замечаний по поводу сводящей с ума беспрестанной жары, огромных мух и теплой грязной воды, в которой он вынужден купаться, Пенбу заканчивал послание заверениями, что поручение Хаэмуаса будет исполнено во всей точности и что он сам остается преданным и надежным слугой своего господина. «Да, Пенбу, ты преданный слуга, – размышлял Хаэмуас, сжимая свиток обеими руками и глядя на разоренную северную часть сада, вид на которую открывался из окна его кабинета. – Воистину преданный». Ему ясно представилось лицо Пенбу, такое серьезное, замкнутое, внимательное, умное, иногда чуть презрительное, и на царевича нахлынула внезапная черная тоска. Ему хотелось, чтобы Пенбу был сейчас здесь, стоял рядом, у локтя, распространяя вокруг легкий аромат лотосовой воды, которым, казалось, его кожа пропитана насквозь. Ему хотелось, чтобы сад остался на своем прежнем месте. Ему хотелось, чтобы Шеритра, такая уверенная и отчужденно-спокойная, вернулась домой. Ему хотелось, чтобы все шло по-старому.

Когда наступит твой час и явится к тебе посланник смерти,

Будь готов встретить его достойно.

Увы! Ты не сможешь сказать ему и слова,

Ибо душа твоя будет объята ужасом.

Как только Шеритра привыкла к необычным порядкам, заведенным в доме Сисенета, все ее прежние опасения рассеялись. Она была счастлива, возможно, никогда прежде в своей жизни она не испытывала еще такого счастья. Бакмут по-прежнему терзали дурные предчувствия, и она с особым рвением прислуживала своей госпоже. Шеритру трогала забота и внимание девушки, но сама она пребывала в чудесном расположении духа.

Постепенно царевна привыкла к тому, что, просыпаясь, не слышит шума и суеты большого поместья, к тому, что вокруг царят тишина и покой, столь любимые Сисенетом и Табубой. Едва проснувшись, она завтракала в постели, и мысли, неспешные и спокойные, текли своим чередом. Здесь, вдали от строгих нареканий матери, от ее недремлющего ока, девушка чувствовала себя более раскованно, и теперь, под руководством Табубы, ее мысли часто выбирали неизведанные прежде пути.

Хозяйка дома часто приходила навестить Шеритру в купальне, любезно желала ей доброго утра и провожала назад в ее комнату. Сначала Шеритра смущалась. Одно дело, когда на твое голое тело смотрят слуги, ведь они – не совсем люди, скорее некая особая часть домашнего хозяйства, нечто наравне с утварью. И совсем другое дело – стоять вот так, совершенно обнаженной, когда внутри все сжимается от страха и смущения, а опытный глаз Табубы беспрепятственно обследует ее крошечные груди, тонкие, как спички, ноги и тощие бедра. Шеритра знала, что вправе попросить хозяйку дома прекратить эти утренние посещения, однако они представлялись ей еще одним, решающим и последним испытанием прочности их дружбы. Она изо всех сил старалась уловить в глазах или же в поведении хозяйки дома хотя бы легчайший намек на презрение, неудовольствие или жалость, но, к счастью, ее опасения и подозрения оказались напрасны. И через пару дней Шеритра уже с нетерпением предвкушала ту минуту, когда в ее купальне, цветущая и свежая, с улыбкой на устах появится Табуба, чтобы приветствовать ее легким поцелуем и поболтать о том о сем, пока на девушку изливались щедрые потоки благоуханной воды.

– Натрите кожу царевны вот этим маслом, – говорила Табуба, указывая на одну из алебастровых баночек, выстроенных аккуратными рядами на узкой каменной полочке в купальне. – Это особый бальзам, Шеритра, он отлично смягчает кожу. Ведь солнце для нее так вредно.

Иногда она приносила маленький горшочек с притираниями для губ. Несколько раз хозяйка прогоняла служанку, помогавшую Шеритре умыться, и сама принималась тереть девушку, ее руки быстро и уверенно скользили по спине и ягодицам, становились более мягкими и нежными, когда женщина переходила к бедрам.

– Прошу меня простить, царевна, но мне известны несколько упражнений, с помощью которых можно развить ноги и укрепить мышцы спины. Позволь, я покажу их тебе, – предлагала она. – А также, с твоего позволения, я бы хотела кое в чем подправить твой стол. Тебе неплохо бы набрать вес.

Шеритру подобные замечания вовсе не обижали. Словно зачарованная, она подчинялась, и масло втирали ей в кожу. Оно оставляло на теле сияющий нежный след, мгновенно, впрочем, пропадавший, и кожа становилась словно мягкий бархат.

Мать тоже неоднократно предлагала Шеритре воспользоваться подобными средствами, но, охваченная духом противоречия, девушка и слушать о них не желала. С Табубой все было иначе, между ними завязались тесные, близкие отношения; Шеритре все было интересно, и не чувствовалось даже намека на превосходство, с одной стороны, или мыслей о собственной несостоятельности – с другой.