Искушение богини - читать онлайн книгу. Автор: Паулина Гейдж cтр.№ 111

Шумный пир продолжался далеко за полночь. Смех и крики раздавались на всех улицах города, где люди тоже праздновали вместе с фараоном, но Сенмут никак не мог успокоиться. Асет была в зале, вся в драгоценностях; ее худое лицо ничего не выражало, какие бы певцы и танцоры ни выступали. Тутмос тоже присутствовал, он сидел в окружении своих друзей, ел и пил, угрюмо и настороженно поглядывая по сторонам.

Наконец шум начал стихать, веселье замедлилось и с приближением зари остановилось вовсе, тогда Хатшепсут сняла с головы конус с благовониями и встала, давая всем знак расходиться. Через час прозвучит хвалебный гимн и начнутся обычные дневные заботы. Ей еще нужно было принять ванну и надеть чистую одежду, прежде чем пойти в храм на утреннюю службу.

Сенмут знал, что не понадобится ей до тех пор, пока она не призовет его в аудиенц-зал. Он проследил, как она вышла в окружении телохранителей – носитель опахала шел по правую руку от нее, хранитель печати по левую, – пробрался к Хапусенебу и подергал его за край одеяния. Верховный жрец оглянулся.

– Пойдем со мной в сад, – тихо сказал ему Сенмут. – Мне нужен твой совет.

Хапусенеб торопливо кивнул, и они вместе стали проталкиваться через толпу. Тенистыми галереями мужчины прошли в сад, где разгоряченные вином и пищей гости бродили по двое, по трое, с наслаждением вдыхая прохладный ветерок и негромко переговариваясь, а рабы с зажженными лампами бежали впереди и позади них. Сенмут и Хапусенеб скрылись от них и направились сквозь деревья к северной стене храма. Наконец они остановились. Кругом было тихо, и только бледный холодный свет заходящей луны обрисовывал темный силуэт стены, громоздящейся над верхушками деревьев. Сенмут сделал Хапусенебу знак садиться, и они вместе опустились на темную траву. Хапусенеб подоткнул складки набедренной повязки под ноги. Сенмут сел, скрестив ноги и глядя на красные от хны подошвы, дождался, когда выветрится хмель от выпитого вина и утихнет в ушах шум пира, и только тогда заговорил.

Он окинул опустевший сад быстрым взглядом.

– Выслушай меня, Хапусенеб, и, ради фараона забыв о наших с тобой разногласиях, дай мне свой совет.

Тот коротко кивнул в темноте, и Сенмут стал подбирать слова, хотя его язык отказывался их произносить.

– Я – главный управляющий фараона и потому знаю и слышу все, что делается во дворце. Но я также управляющий Амона и потому знаю обо всем, что происходит в храме. Долгое время, все правление нашего царя, через меня шли все депеши и в моем присутствии происходили все аудиенции; и я, так же как и ты, могу сказать, что знаю Египет не хуже, чем ткач знает сотканный им ковер. Но теперь у меня такое чувство, будто власть ускользает от меня, Хапусенеб. Выстроенное мною здание начинает осыпаться по углам, а я бессилен что-либо предпринять, ибо разрушает его не кто иной, как царевич Тутмос. И я вижу, что дни фараона сочтены.

Хапусенеб пошевелился, но не сказал ни слова, и Сенмут продолжал, немного заикаясь:

– Пора перестать скрываться в тени, окружать трон Гора шпионами – глазами, которые никогда не спят, но меркнут перед лицом растущей силы. – Он провел жилистой рукой по лицу. – Буду говорить прямо. Если мы не избавимся от Тутмоса сейчас, потом будет слишком поздно, и фараон падет вместе со всем, что ею сделано.

– Уже слишком поздно. – Низкий голос Хапусенеба разорвал тишину, едва Сенмут кончил говорить. – Я тоже видел, как семя, посеянное на женской половине, давало свои плоды и там, и на армейском плацу. Я долго размышлял, как бы его удушить, но уже слишком поздно. Если бы мы убили Тутмоса, когда он был еще младенцем, никто бы не обратил внимания, ведь дети умирают часто и от разных хворей. Но не теперь, когда он силен и здоров, как молодой бык.

– Нехези предлагал это и мне, и фараону, но она запретила.

– Запретила бы и сейчас, будь она здесь. Она ведь не какая-нибудь алчная, беспринципная выскочка наподобие матери царевича. Она благородная женщина, правящая страной с благословения бога, но настаивающая на том, чтобы все время поступать согласно его закону. Тутмос – ее собственная плоть и кровь. Что бы ни случилось, жизнь у него она не отнимет.

– Она погибнет. Хапусенеб спокойно кивнул.

– Думаю, да. Но она скорее погибнет, чем оскорбит своего Отца, а убийство – это оскорбление, которое есть смрад для бога.

– А как же ты и я, Хапусенеб? Смерти я не страшусь, главное – служить ей. Разве мы ничего не можем предпринять тайно?

– Только это скоро перестанет быть тайной. Разве можно уничтожить молодого человека, полного сил и любви к жизни, и не вызвать подозрений? Подозрения падут на Единого, а не на нас, и пострадает она, а не мы.

– Надо было отравить его еще тогда и не слушать никаких приказов!

– Ей стало бы легче, возможно, она даже была бы нам благодарна, но со временем ее доверие к нам увяло бы, и мы с тобой оказались бы не у дел. Нет, она знает, что, удерживая свою руку, навлекает погибель на себя, но не двинется с места. Она великий, воистину великий царь.

– Разве мы ничего не можем сделать, друг? – Сенмут говорил тихо, безжизненным голосом. – Неужели нам суждено-таки увидеть Египет в руках Тутмоса? А как же ее светлость Неферура?

– Ей ничего не грозит. Тутмос должен жениться на ней, чтобы узаконить свое право на престол, и он, вне всякого сомнения, так и сделает. Ты же знаешь, что Единый планирует их помолвку.

– Чтобы отсрочить час своего поражения! Но Тутмоса не проведешь. Он-то не так обременен милосердием и принципами, как она. Едва он заполучит Неферуру…

– Возможно. – Хапусенеб широко развел руками. – Этого я не знаю. Все, что мы можем, – служить, как делали это всегда, и всеми силами стремиться продлить ее годы. Она пестовала Египет, точно любимое дитя. Даже Тутмос не может не признать этого. Кроме того…» ••

– Но если бы мы это сделали и Тутмос был бы мертв, ее гнев сразу обрушился бы на нас, зато потом… потом…

– Она чувствовала бы себя виновной, и мертвый Тутмос прикончил бы ее так же верно, как и живой. Смирись с этим, Сенмут. Она не хочет смерти своего племянника-пасынка. Будь это иначе, он был бы мертв давным-давно, от твоей ли руки, моей ли, Менха, Нехези – любого из тех, кто служит ей.

Он говорил страстно, словно выстреливая в Сенмута словами, но тот вдруг поднял руку и прервал его. Они сидели не дыша и вглядывались во тьму, напряженно вытянув шеи и прислушиваясь. Что-то зашуршало под деревьями справа. Сенмут приложил палец к губам и бесшумно поднялся, потом резко вытянул руки, и кусты затряслись от его прыжка. Вставая, Хапусенеб увидел, как Сенмут выволок из кустов кого-то маленького и тощего. Это оказался служка-вииб: льняная повязка туго замотана вокруг талии, лицо искажено страхом. Одной рукой он крепко держал половину гуся, другой бешено колотил в воздухе, чувствуя, как сжимается хватка Сенмута.

– Это у нас еще кто? – сказал Хапусенеб хмуро. Сенмут ослабил хватку. Несчастный парнишка скорчился на траве, трясясь от страха.