Случилось так, что Асаф, выйдя из дома Теодоры и стараясь двигаться только по боковым улицам, тотчас привлек к себе повышенное внимание. Он бежал за Динкой, вручив свою судьбу в ее лапы, и ему было неважно, куда она мчится, главное — уводит их прочь от опасной теперь обители. Он так мечтал исчезнуть, скрыться, что от его внимания ускользало даже то, что буквально бросалось в глаза. Так он прозевал коренастого типа, торчавшего на углу Кинг Джордж и Агриппас, около лотка с фалафелью, и пытавшегося починить «субару», капот которой был открыт уже второй день. У коренастого зазвонил мобильный телефон. Однорукий торговец лотерейными билетами с улицы Гистадрут сообщил, что видел сейчас паренька с собакой, подходящих под описание. Коренастый, не сказав ни слова, отключился и набрал номер. Ответили ему тотчас, не выждав и одного звонка. Коренастый передал сообщение. И в следующую секунду мимо его собеседника мелькнул парень с собакой. Асаф не обратил внимания и на этого человека, тощего субъекта с густыми бачками, шустро припустившего за ним следом и на ходу бубнившего что-то в телефонную трубку.
— Они рядом с гуттаперчевой девкой, собака остановилась, что такое? Секунду! — Тощий говорил очень быстро, ощущая себя, разумеется, спортивным комментатором. — Лезут в толпу, отсюда их не видно, скажи всем, чтобы валили сюда, и тачку подгони, они у меня под колпаком, понял, слыхали, не ори, стоп, что это? Что еще за хрень?
А случилось то, что гуттаперчевая девочка увидела собаку. Это произошло на секунду раньше, чем ей удалось упаковать свое гибкое тело в большой аквариум. Пустой и отрешенный взгляд внезапно сфокусировался, желчное лицо напряглось, и она с упругой легкостью принялась расплетать тело, узел за узлом, проворно выпростала ногу из подмышки, освободила руку, обернувшуюся вокруг лодыжки, поднялась и закричала:
— Шишако! Собака! Собака!
Началась свалка. Люди метались во все стороны, пихались, наталкивались друг на друга, а еще — на четырех молодчиков с тяжелыми взглядами, которые вынырнули из четырех переулков. Асаф и Динка умудрились выскользнуть из людской неразберихи и улизнуть, разделившись и снова встретившись тремя улицами дальше, обнаружив друг друга только благодаря какой-то интуиции, до смерти напуганные накинувшимся на них целым миром. Город стал охотничьим угодьем, каждый встречный был замаскированным охотником. Сейчас все зависело только от Динки, потому что Асаф ничего не соображал от страха, в одиночку у него не было ни единого шанса спастись. Динка вела его за собой, стремясь вперед с поразительной силой. Она была упряжной собакой, сенбернаром, поводырем и овчаркой одновременно.
Из узкого тупичка Асаф с Динкой нырнули через дыру в заборе в крошечный дворик, где обнялись, прижались друг к другу, замерли в напряженном ожидании, наблюдая за тощим типом с бачками, который напомнил Асафу подвяленного Элвиса Пресли. Тощий заглянул в тупичок и двинулся дальше. Динка зарычала. Асаф зажал ей пасть рукой. Через минуту они выскользнули из дворика и понеслись в обратную сторону, задыхаясь от отчаянного бега. Безнадежно, подумал Асаф, в следующем переулке они меня схватят. И тут раздался короткий радостный лай, и перед его глазами мелькнула вывеска «У Леи». Асаф издал изумленный вскрик. Динка с налета прыгнула на калитку, Асаф бросил последний взгляд назад и ввалился во двор со стоном облегчения.
В середине двора росла молодая пальма, стояли накрытые столики. За одним из столиков сидела пожилая пара и тихо беседовала, Асафа с Динкой парочка словно и не замегила. Они пересекли двор, поднялись на три ступеньки и ворвались в просторный зал. Там тоже стояли накрытые столы, почти за каждым сидели люди, и Асаф остановился в растерянности. Посетители ресторана смотрели на него во все глаза, и он мигом почувствовал себя грязным, растрепанным и расхристанным, но Динка уже тащила его куда-то, толкнула двустворчатую дверь на пружинах, и они оказались на кухне.
Асаф обвел глазами помещение: повар в белом колпаке, в большой кастрюле что-то энергично булькает, сильно пахнет чем-то незнакомым, плюется жиром раскаленная сковородка, кто-то кричит снаружи в маленькое окошечко: «Листья цикория с рокфором!», парнишка нарезает помидоры, приземистый толстячок неловко замер в уголке, высокая женщина с лицом, изуродованным длинными, плохо зарубцевавшимися порезами…
Женщина шагнула к нему, с угрозой скрестив руки на груди. И тут увидела собаку.
— Динка! Динкуш! — заорала она во весь голос, шмякнулась перед собакой на колени, стиснула в объятиях и прижала к себе.
Точно так же обнимала собаку Теодора, подумал Асаф, переводя дух.
— Динка, мамочка, радость моя! Где ты была четыре дня? Я тебя по всему городу искала! Цион, дай ей скорее воды! Глянь, как бедняжка пить хочет!
Асаф воспользовался моментом, чтобы покоситься на двустворчатую дверь — не ворвались ли еще в ресторан те самые типы.
Женщина медленно поднялась, встала перед ним:
— А ты кто такой?
Ее глаза показались ему двумя заостренными клинками. Асаф молчал. Он понятия не имел, как объяснить, кто он такой, откуда взялся и почему ворвался на кухню ее ресторана. Все находившиеся на кухне работники — двое официантов, резчик помидоров, повар, его помощник — точно окаменели.
Асаф смущенно посмотрел по сторонам, а потом попытался спрятаться за броней госслужащего.
— Вы не знакомы с хозяевами этой собаки? — спросил он самым официальным голосом, на какой был только способен, голосом бланка № 76.
— Я, кажется, спросила, кто ты такой?
Ее голос был резок и колюч, очень такой безапелляционный голосочек, да и смотрела она с таким явным подозрением, что Асаф оскорбился и едва не разразился гневной речью, которая варилась в нем уже два дня («Как это понимать, кто я такой? Я — тот самый, кто носится с этой собакой по всему городу, чтобы вернуть ее законным хозяевам, я — тот, на кого все подряд норовят наброситься, кого все преследуют!» — и так далее и тому подобное). Но вместо этого он сказал:
— Я работаю в мэрии и ищу хозяев этой собаки.
— Ну так можешь ее оставить, — решительно сказала женщина со шрамами. — И привет. Мы здесь, к твоему сведению, не развлекаемся.
И, положив ему на плечо тяжелую руку, подтолкнула его к двери. И вся кухня пришла в движение: парнишка продолжил кромсать помидоры, повар дружески потрепал по щеке помощника.
— Нет, — сказал Асаф. — Я не могу ее оставить.
Женщина со шрамами снова замерла, а вслед за ней и все остальные.
— Почему нет? Что за проблема?
— Потому… потому что вы не хозяйка.
— Правда?
Это ее «правда?» впилось в Асафа, как колючая проволока. — И откуда ты взял, что я не хозяйка?
Динка, шумно лакавшая воду, вдруг перестала пить, тявкнула, подошла к Лее и залилась необычайно решительным лаем. Вода капала с ее пасти. Стоя между Асафом и Леей, Динка сердито лаяла, с очевидным намерением нетерпеливо топнуть лапой.