См. статью "Любовь" - читать онлайн книгу. Автор: Давид Гроссман cтр.№ 62

Минуточку. Они направляются ко мне. Три рыболова с конца мола. Грузные, усатые, издали грозят кулаками. Кому? Мне, что ли? В чем дело? Чтобы я ушел отсюда? Что я им сделал?! Что — приношу несчастье, неудачу? Я? Они сошли с ума, ей-богу! Лица их перекошены от злобы. Я не в состоянии разобрать, что они выкрикивают, но их ярость я различаю очень хорошо. Невозможно ошибиться. И тем не менее я не сдвинусь отсюда. Это свободная страна, понятно вам?! Эй! Не смей трогать меня, идиот! Отстань! Что вы?.. Спасите!!! Спа…

Разумеется — они с удовлетворением потирают руки. Плюют с высоты мола на меня, беспомощно болтающегося в воде. Победным шагом возвращаются на свое место. К великому моему удивлению, вода совершенно не холодная. Снаружи мне было гораздо холоднее. Мелкие волны подбрасывают меня и раскачивают из стороны в сторону. Я — выдранная с корнем и выброшенная на мель водоросль. Я жду, естественно, немного напуган. С тех пор как я вернулся из Нарвии, я ни разу не отваживался зайти в воду. Но что это? Звуки ликования? Чему они радуются? При свете луны я различаю, как их удочки выгибаются дугой от тяжести. Вокруг моих бедер обвивается что-то скользкое, вязкое. Бесстыжая — опутала и исчезла. Море обрушивается перед самым моим носом тяжеленной крутой волной и тут же успокаивается, начинает утешать, гладить, баюкать, плескать в лицо веселыми волнушками…

— Привет, Нойман!

— Привет…

— Подумать только — как мир узок и тесен!

Как это началось, Бруно не знал. Может, это было в то время, когда он спал, или в час сытной гийоа в Северном море, возле Оркнейских островов. Скорее всего, там, потому что, когда поплыли оттуда на юг, в сторону шотландского берега, трепет какого-то странного предчувствия начал относить его с неспешной настойчивостью с привычного места: с того края, который ближе к берегу, через Йорика и через сотни других рыб в его ряду, в центр косяка. Так ловкие носильщики бесшумно и быстро переносят паланкин — пока неожиданно не опустят со всеми необходимыми предосторожностями на землю. Здесь, в центре косяка, он по-настоящему ощутил натяжение великого хенинга, заставившее с силой сотрясаться все его тело.

Некоторое время все плыли в полном молчании. Бруно старался приспособиться к этому мощному биению, к размеренному и неторопливому движению и к своему новому месту в косяке, поначалу такому непривычному и даже слегка пугающему, к ощущению близости чужих незнакомых рыб. Ему приходилось напрягать все силы, чтобы плыть в заданном ритме, не нарушать его, регулировать взмахи своих плавников и сохранять новый долган, который он еще не очень ощущал. Только через несколько часов напряженного движения он отважился повернуть голову в сторону открытого моря и впервые с тех пор, как оказался в воде в порту Данцига, увидел Лепарика.

Это был самый большой лосось, какого Бруно довелось когда-либо повстречать. Длина его составляла метр с лишним, и вес не уступал весу самого Бруно. Розовая чешуя его слегка поблескивала, он казался гораздо более ярким, чем прочие рыбы, над правым глазом помещалось светлое сверкающее пятно. Движения лосося были точны и экономны и вместе с тем исполнены внутренней силы. Его нижнюю челюсть украшал ороговевший красноватый рубец — как некий непреклонный восклицательный знак. Бруно проглотил слюну и поплыл дальше. Мускулы его были напряжены, но еще достаточно свежи. Он всем своим нутром прислушивался к нингу и вдруг ощутил, что мощь его несколько ослабела, казалось, теперь к нему примешивался какой-то дополнительный звук — словно глухое эхо. Он плыл быстро, мысли его, не успевая окончательно оформиться, стекали в море, и только ощущение жизни непрерывно обострялось, как кость, торчащая из открытого перелома. Рыбы вокруг начали замедлять свое движение, и он вместе с ними. Странные течения образовались и завихрились в теле косяка, теперь можно было определенно сказать, что, помимо Лепарика, еще какая-то рыба подает сигналы — какого-то другого, незнакомого нинга. Бруно еще слишком хорошо помнил Горока, который увел с собой на погибель четверть косяка у Шетландских островов. В смятении он приподнял голову над водой и поискал глазами Йорика, но не увидел. Тогда он начал оглядываться по сторонам, стараясь обнаружить рыбу, которая пытается подорвать авторитет Лепарика и поставить под сомнение его право на предводительство. Сигналы шли не со стороны берега. А со стороны моря был только Лепарик. Что бы это могло значить?

Косяк остановился и выстроился кругами. Рыбы быстро-быстро шевелили плавниками и застывшими бессмысленными глазами глядели прямо перед собой — словно бы не желая ничего видеть. Вокруг Бруно и Лепарика образовалось сейчас небольшое пространство, пустое от рыб, и внутри него неистово колотился новый нинг. Бруно видел тысячи непрерывно открывающихся и закрывающихся ртов, а за ними — десятки тысяч напряженных спинных плавников. До сих пор они с Лепариком располагались параллельно друг другу, и краем глаза Бруно различил, как налилась краской и сверканием боковая линия рыбы.

Острый страх пронзил его: новый нинг шел из него самого! Это он бросил вызов Лепарику. Но зачем, ради чего? Он вовсе не считает, что может руководить косяком лучше Лепарика, и не стремится к этому! Зачем это ему? Обескураженный своим открытием, он повернулся к Лепарику, словно просил объяснить ему, что происходит, и рыба тоже придвинулась к нему. Круг лососей слегка раздался и застыл. Бруно с изумлением прислушивался к своему нингу: это были четкие и уверенные удары — не та бешеная болезненная пульсация, которую издавал Горок. Он погрузил уши в воду и долго прислушивался. Так похоже на нинг Лепарика, и все-таки — иной, его собственный. Единственно возможный, истинный, правильный голос. Он преисполнился благодарностью к Лепарику, потому что без него никогда не сумел бы услышать самого себя. Вероятно, это было нелогично — испытывать благодарность к сопернику, с которым через минуту тебе предстоит схватиться не на жизнь, а на смерть. Но ведь это Лепарик взял его с собой, позволил присоединиться к косяку и сделал его творцом собственной жизни. Единственно, что оставалось неясным, это почему они должны воевать друг с дру…

Но тут смешались и раздвинулись воды. Как в зеркальном отражении, двое бросились друг на друга. С силой столкнулись два черепа, мгновенно были отброшены в разные стороны и снова взметнулись в ярости. Гладкое упругое тело рыбы обвилось вокруг торса Бруно, острые крепкие зубы впились в его плечо. Со стоном он отпрянул от врага и нырнул под воду. Пытаясь стряхнуть с себя Лепарика, продолжал погружаться ниже и ниже, пока в полуобмороке от боли и слабости не достиг тех пластов, где свет потускнел и сошел на нет, где красная часть солнечного спектра терпит поражение. Бруно глянул на свое плечо и с ужасом увидел, как рана истекает зеленоватой кровью — да, даже кровь казалась здесь зеленой. Испуг спас его. Он рванулся вверх, застал Лепарика врасплох и с силой ударил с двух сторон по рыбьей морде кулаками. На мгновение Лепарик застыл неподвижно, как будто в раздумье, а потом ушел под воду и исчез. Бруно кружил в тревоге по поверхности, потом перевернулся головой вниз и ловко ввинтился в воду, но и тут не обнаружил врага. Теряя сознание от недостатка воздуха, вынужден был начать подъем и тотчас был оглушен: Лепарик обрушился на него плашмя, тяжелый, как кит, и боднул в грудь. У Бруно перехватило дыхание. Кровь застучала в висках и бросилась в глаза. Ничего не соображая, он устремился вперед и принялся вслепую колотить руками по воздуху и по воде. В своей прежней жизни Бруно никогда никого не ударил, и вал неистовой злобы, который рвался из него и заливал теперь все его существо, испугал его. Но страхи и опасения принадлежали Бруно-человеку, а Бруно-рыба глотал кровь, разбавленную водой, и чувствовал, как этот живительный напиток разжигает в нем страсть битвы. Не помня себя от ярости, он снова и снова кидался на Лепарика, оба обвивались вокруг скользких, извивающихся тел друг друга и жаждали смерти, смерти врага!.. Еще один, последний, решительный удар!