Горы, моря и гиганты - читать онлайн книгу. Автор: Альфред Деблин cтр.№ 127

Смуглая женщина с узкими плечами все не могла отвести взгляд от его груди, брови у нее поднялись. Она глухо выдавила из себя:

— Благодарю. Я, пожалуй, пойду к себе. Я только на минутку заглянула.

И когда из заполненной клубящимся дымом каюты донесся певучий голос Джелуда, она быстро повернулась и побежала вверх по трапу, сопровождаемая дымовым шаром, от которого с криком отшатнулась. Два матроса начали за этим шаром охотиться. Они его настигли. Внезапно он неподвижно завис над ступенькой. Смеющиеся матросы пытались прижать его к земле или подтолкнуть выше. Они упирались в него плечом, но не могли сдвинуть с места. Джедайда, следуя неодолимому порыву, остановилась — подавленная страхом, близкая к умопомешательству — и наблюдала за ними сверху, прижав обе руки к закутанному платком горлу; видела, как они, забавляясь, ударяли по дымовому шару железным ломом, как потом воткнули этот лом снизу в вязкую массу, другим концом уперев в ступеньку. Но лом, потеряв опору, закачался как маятник, соответственно движениям раскачивающегося судна. Моряки затряслись от смеха, колени у них подогнулись, они махали женщине, приглашая ее спуститься. Она поспешно выскочила на палубу.

Джелуд, молодой гордый бедуин, ее муж, в последнее время не спрашивал о ней и вообще видел ее очень редко. Раскрасневшись от самодовольства, стоял он порой среди других бедуинов. А иногда с дикой радостью, с безумными глазами, как пьяный, бросался вдогонку за собственной женой, пытался схватить ее, теперь до глаз укутанную в платок. Она отбивалась, однажды стала тихо и лукаво его уговаривать: он, дескать, не должен отвлекаться от своей работы ради каких-то недостойных развлечений. Джелуд захлопал в ладоши, чтобы привлечь внимание соплеменников:

— Вы слышали? От своей работы, сказала Джедайда. Да, это моя работа — ну и, конечно, Холихеда. Скоро вы все, все увидите, чего мы с ним добились.

Джедайда:

— «Мы» — это кто?

— Холихед, мой друг Холихед, и я. О, он много чего умеет. Мы создадим нечто небывалое, чудесное.

Она выдохнула:

— Что ж, я горжусь тобой.

И скрипнула зубами.

— Мы поскачем через море, Джедайда. Так и будет. А ты как думала? Я уже перевел своего коня — он там внизу, в трюме — на двойной, даже тройной рацион. Пусть радуется вместе со мной приближению великого часа. Вот, посмотри на воду.

— Я на нее уже нагляделась, Джелуд.

— Сними платок. Ты ничего не видишь.

— Я и через платок вижу.

— Нет, недостаточно хорошо. Давай же, давай его мне. Вот, вот. Теперь ты увидишь. Смотри, Джедайда, медовая услада моя, это и есть волны. Это они и есть. Серые, и зеленые, и белые. Они еще краше, чем наш песок в Эль-Харре. Придет день, и я спущусь к ним, и конь мой вместе со мною. Подумай, это случится! Как Эль Ирак, спущусь я, но я не упаду. Я — нет. Клянусь Аллахом: я — нет. На своего гнедого я вскочу, прыгну в седло — как в тот день, Джедайда, когда взял тебя в жены. Но почему ты плачешь?

— Разве я плачу? Отдай мой платок.

— Ты думаешь, Джедайда, что я упаду? Что я упаду, и меня постигнет судьба Эль Ирка?! Как бы не так! Не бойся, моя сладкая. Я-то падать не собираюсь. Какая ты красивая. Только не плачь. Мы, Холихед и я, всё проверим заранее.

— Дай платок! — крикнула она. — Дай же платок. Ты мой муж. Ты не можешь мне отказать в такой просьбе.

— Что с тобой, Джедайда?

— Дай платок. Я прошу тебя.

— Вот. Вот он. Возьми. Я хотел показать тебе море. Чем же я обидел тебя? Что я такого сделал? Теперь я больше не вижу твоего лица. Мне остается лишь грезить о том, как ты красива.

Она не отняла у него свою ладонь. Но плечи ее сильно дрожали. Он же, когда она ушла, блаженно вскинул руки:

— Она грустит! Боится за меня! И все-таки я сумею!

Новый караван судов — с людьми — отправился в Гренландию. Корабли-лаборатории, на одном из которых работал Холихед, остались. В сборном пункте распространился слух, что Холихеду, англичанину, посчастливилось сделать особенное, неслыханное открытие и что он взял себе в помощники некоего сирийца. Однажды после полудня перед кораблем Холихеда выстроились полукругом шлюпки со всех судов. Люки в средней части корабля были открыты, и прямо над ватерлинией из них выдвинулись широкие трубы, наподобие дымовых. Воронкообразные отверстия труб начали извергать клубы белого дыма, которые, покидая воронку, опускались вниз, рассредотачивались, распространялись над водой и постепенно застилали ее поверхность. Плоским и толстым слоем лежал теперь дым на воде, приникая к ней. И колыхался соответственно колебаниям волн. По краям это парящее ватное покрывало из тумана рвалось, раздергивалось на клочки; те шлюпки, что оказывались у него на пути, туман отодвигал в сторону. Напрасно матросы ударяли по нему веслами: деревянные весла просто отскакивали от наползающего на них белого дыма, как если бы удар пришелся по тугому каучуку или пробке.

На воду сбросили деревянные сходни. По ним согнали вниз коня: тот сперва заартачился, испуганно заржал, а потом стал прыгать во все стороны, в пределах узкого круга, по не проваливающейся под ним, лишь слегка прогибающейся туманной подстилке. Смуглый мужчина в бурнусе, с пестрыми лентами на поясе, приветственно махнув рукой зрителям, гордо сошел по сходням. Погладил бросившееся к нему испуганное животное, притянул его к себе, вскочил ему на спину и проскакал круг по покрытой туманом поверхности. Восторженный свист, гудки пароходных сирен…

Вечером счастливый серьезный Холихед взял сирийца за руку. Джелуд его обнял. Эго было больше, чем англичанин мог выдержать. Они праздновали победу ночь напролет. Джелуд хотел через день, в присутствии других судов, осуществить свой план: проскакать по морю; если получится, то до самых арктических вод.

Но наутро Джедайда, отперев закрытую на ночь дверь, покинула свою каюту. И отправилась к Холихеду, после бурной ночи еще не проснувшемуся. Она терпеливо ждала на палубе его судна. Около полудня она его наконец увидела и потянула за собой в сторону, в коридор:

— Холихед, уж не думаешь ли ты, что будешь жить вечно? Чернобородый дьявол, что у тебя на уме? Меня-то ты, видать, не боишься…

— Джедайда, из-за твоего платка я не понимаю, всерьез ли ты…

— Я забавляюсь с тобой — как ты со мной позабавился.

— Джедайда!

— Это имя не для тебя. Это — нет.

Молча смотрел Холихед на Дрожащую. Потом хрипло пробормотал, схватившись за грудь:

— Пойдем ко мне в каюту. Не стоять же нам здесь.

Она скользнула за ним, прикрыла за собой дверь; все еще стоя у стены, глубоко вздохнула, сбросила платок на плечи. Он присел на низкую скамеечку:

— Что я сделал? Разве я обидел тебя? Тем, что доставил Джелуду такую радость?

— Ты дьявол, я не обязана тебе отвечать. Тебя бы следовало прогнать отсюда, выдворить в твой градшафт. Но теперь ты попался. Теперь думать об этом поздно.