Феномен 1825 года - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Мережковский, Леонид Ляшенко cтр.№ 99

Братоубийственная самодеятельность народных масс, бессмысленное столкновение лоб в лоб политических партий в Октябре 1917 г. настолько ужаснули писателя, что он категорически отверг саму возможность таких людей создать новое, гармоничное человеческое общежитие. Причем поразили его не хищная сытость и не зверская тупость победителей, а скука «земного рая», написанная, по его ощущениям, на их лицах, скука «царства Антихриста», при которой единственно насущной задачей становится истребление инакомыслящих. Реальный мир окончательно превратился для него в торжество Зверя, а причины этого гибельного падения нужно было искать в прошлом не только России, но и других стран Европы.

История стала представляться Дмитрию Сергеевичу лишь ареной ожесточенной борьбы христианского и нехристианского, точнее, религиозного по своей сути и безбожного начал. При этом самого Мережковского, как вы понимаете, трудно назвать истинно верующим православным, а может быть, и вообще христианином. В его призывах звучит не столько слово Божье, сколько страх перед дьяволом, т. е. ощущается явственный отзвук классического манихейства. [94] Ведь дьявол по ортодоксальным представлениям православных есть некое тяжкое испытание, во всяком случае, он никак не равен Богу по своим силам и возможностям.

Мережковский прекрасно знал библейские тексты, внимательнейшим образом проштудировал Евангелия, но его не удовлетворяли ни интерпретация их официальными церквами, ни организация и общественные позиции этих церквей. Писатель мечтал создать собственную «маленькую церковь», предназначенную исключительно для посвященных, которая должна была воздействовать на массы в единственно правильном направлении. А оно (это направление), как мы уже знаем, требовало решительной переделки людей, превращения каждого из них в Богочеловека, иначе невозможно было выполнить поставленную писателем перед человечеством задачу. Цель, безусловно, высокая, но чреватая непредсказуемыми последствиями, да и попросту недостижимая. Кроме того, как эти будущие богочеловеки должны были реально сосуществовать в едином пространстве? В конце долгого и трудного пути, который им предстояло пройти, писателю представлялось светское по форме государство, живущее по строго христианским канонам, правильно определенным и провозглашенным им, Дмитрием Сергеевичем Мережковским.

В своей последовательной ненависти к победившим в России большевикам Мережковский раз за разом «ставил» на боровшихся с ними сторонников традиционного режима и иноземных диктаторов: Колчака, Деникина, Врангеля, Пилсудского, Муссолини, Гитлера. Когда фашисты напали на Советский Союз, 76-летний писатель выступил по радио и сравнил Гитлера с… Жанной д'Арк (бедная Орлеанская дева!). Пророк в Медине, призывающий единоверцев огнем и мечом бороться с неверными, окончательно победил в нем пророка в Мекке, погруженного в спасительное общение с Богом. Эмиграция в массе своей отвернулась от писателя, да и сам факт поддержки Мережковским Гитлера выглядит, на первый взгляд, довольно странно. «Положа руку на сердце, – вспоминала Ирина Одоевцева, – утверждаю, что Мережковский до своего последнего дня оставался лютым врагом Гитлера, ненавидя и презирая его по-прежнему… Кстати, меня удивляет его невероятное презрение к Гитлеру: он считал его гнусным, невежественным ничтожеством, полупомешанным к тому же. А ведь сам он всю жизнь твердил об Антихристе, и когда этот Антихрист, каким можно считать Гитлера, появился перед ним, – Мережковский не разглядел, проглядел его». [95] Что ж тут удивительного или неожиданного? Для утопистов, как людей тоталитарно мыслящих, характерен мертвящий порядок, все разложено по полочкам и аккуратно пронумеровано: враг номер один, враг номер два и т. д. А вот друзей и единомышленников у них совсем немного. Так ведь и нужны им не они, а нерассуждающие последователи…

Писатель, как и декабристы, был убежден, что слово – это сила. Но, в отличие от них, он верил, что слово способно изменить не только отношение самого человека к миру, но даже материальный порядок, само физическое бытие. Россия не взбурлила после знакомства с романами, стихами и эссе Мережковского, общественное мнение не всколыхнулось. Что особенно обидно, рецепты, предложенные пророком «Третьего Завета», даже не обсуждались. Вернее, они не обсуждались в позитивном практическом плане. А вот критики их хватало с избытком. «Ложное истинно, – писал, например, И. А. Ильин. – А истинное ложно. Это – диалектика?… Верить можно только в то, чего нет, но что осуществится в будущем… Искусство это? Но тогда это искусство, попирающее все законы художественного. Религия это? Нет – это, скорее, безверие и безбожие». [96]

Выше мы говорили о сомнениях Дмитрия Сергеевича. Однако слово «сомнения» вряд ли точно соответствует его ощущениям и отражает его позицию. Речь надо вести о глубочайшем пессимизме, захлестнувшем писателя после российских событий начала XX в. И пусть в последних строках романа «14 декабря» звучат слова веры: «Не погибнет Россия, – спасет Христос и еще Кто-то… Россию спасет Мать (Богоматерь. – Л. Л.)», – верится в них слабо, поскольку не ощущается внутренней убежденности написавшего их. Тем более что чуть раньше один из главных персонажей книги ставит убийственно мрачный диагноз: «…подлая страна, подлый народ… А может быть, и гибнуть нечему: никакой России нет и не было».

После знакомства с подобными пассажами только и остается размышлять и спорить о том, что более разрушительно для современного человека: утопии, в которые так заманчиво верить, или разочарования, убивающие всякие надежды, но в то же время заставляющие помыслить о подлинном и реальном символе веры. Пока думается о таких вещах и обсуждаются различия, существующие между ними, мы остаемся не просто частью природы, а венцом ее творения. И дело тут не в пустом тщеславии или коварном самообольщении. Какое уж тут тщеславие, если венец – это далеко не всегда радостно, празднично и победоносно, это еще и изматывающие, но ни на минуту не прекращающиеся поиски вечно ускользающей от нас истины.

Процесс ее поиска бесконечен, поскольку не существует никаких гарантий того, что в конце концов нам удастся ее найти. Более того, мы все время разрываемся между людьми, объявляющими о том, что им повезло обнаружить капризную беглянку, и теми, кто без надрыва, но твердо предупреждает: «Нет никакого пути, который ведет к истине. Есть пути, которые проходят близко от истины». [97] Может быть, просто стоит запомнить и поверить в то, что максимальное приближение к истине, так же как и катастрофическое удаление от нее, зависят только от нашего взвешенного, всесторонне продуманного подхода к решению важнейших частных да и глобальных проблем, но еще, пожалуй, в немалой степени от остро ощущаемого и неизбывного желания искать и найти…