Зеркала прошедшего времени - читать онлайн книгу. Автор: Марта Меренберг cтр.№ 46

Лицо Ванечки вспыхнуло так, как будто ему только что влепили пощечину.

– Вы… как вы смеете – я буду драться с вами завтра же… я убью вас! – Голос его, зазвенев, сорвался на крик. – Мало того что вы сами же готовы бесконечно собирать сплетни о жене своей и перемывать ей кости со всеми своими знакомыми, выставляя себя на посмешище в глазах света! Вы готовы плюнуть в лицо любому, кто говорит вам правду в глаза! Вы пожалеете об этом, господин Пушкин, когда будет уже поздно!

– Вы меня вызываете, Гагарин? – издевательски протянул Пушкин. – Да полноте… Да я бы своими руками задушил вас только за то, что вы вообще позволили себе высказываться о вещах, не имеющих к вам отношения! Но помня о том, что вы – единственный свет в окошке у матушки вашей и лет вам совсем еще немного, я вас прощаю. А то мне будут потом пенять, что я стреляюсь с малыми детьми. Идите и подумайте над моими словами…

– Нет, это вы подумайте над моими, господин Пушкин! – не унимался оскорбленный Ванечка. – И знайте, что самые близкие ваши друзья никогда не скажут вам правды, потому что вы тут же возненавидите их, если чего-то добьетесь! Вы же боитесь этой правды как огня, потому что…

– Да замолчите же, Гагарин! Я вас уже, кажется, предупредил!..

Внезапно Жан почувствовал, что от разговора с Пушкиным у него сильно разболелась голова, как будто поэт излучал в пространство вокруг себя нервные, черные, наполненные острой болью, пульсирующие токи.

Он поискал глазами Пьера, но того нигде не было видно. Он холодно кивнул Пушкину, решив, что смешно и пошло было бы стреляться с этим жалким человечком, готовым убить на дуэли любого из-за своих дурацких семейных неурядиц, и подошел к Канкрину и Уварову, который всегда рад был поговорить с юным своим протеже.

…Любопытство, овладевшее Пьером, оказалось, как всегда, сильнее его, и он, улучив момент, проскользнул вслед за Натали Пушкиной во внутренние покои дворца.

«В конце концов, скажу, что заблудился и зашел не туда, если кто-то охраняет покои», – подумал он, проходя через богато украшенные картинами и статуями анфилады комнат и направляясь к роскошному зимнему саду. Внезапно за одной из дверей ему послышался умоляющий, не похожий на себя голос государя, – но это был, несомненно, его голос, и Пьер отпрянул в испуге, что дверь эта может в любой момент отвориться.

– Натали, я прошу вас… Ну, богиня, обожаемая моя Наташа… Нет, сейчас…

– Ваше величество, меня будут искать… – тихо прозвенел из-за закрытой двери нежный голосок Пушкиной.

– Скажите, что у вас разболелась голова и вы уехали…

– Все будут думать, что я с Дантесом…

– Тем лучше – пусть все именно так и думают… Но я все равно ревную вас к нему… о-о-о-о, Натали… не уходите, я не отпущу вас…

Дальше он слушать не стал, стремительно, насколько позволяла ему хромая нога, убегая прочь вдоль гулких дворцовых коридоров…

Снег кружился над Петербургом, окутав его густой белой пеленой, за одну ночь изменив его цвет с привычного серого на черно-белый, выбелив мосты над Невой, литые чугунные ограды и обнаженные мраморные статуи Летнего сада, строящийся Исаакиевский собор и притихшую Дворцовую площадь.

Луи Геккерн шел по Невскому проспекту, заметно нервничая и поминутно глядя себе под ноги, чтобы не упасть на обледеневшей за ночь дороге. Он не видел Жоржа уже несколько дней и хотел встретить его сразу после того, как у гвардейца закончится дежурство. Его беспокойство достигло предела, потому что Дантес не ответил на его посланное накануне длинное письмо, и он хотел поговорить с ним о Натали.

Он почти не спал все эти ночи, терзаемый ревностью, и мысленно сочинял Жоржу одно письмо за другим. Он должен непременно поговорить с ним, потому что…

Потому что если Жорж разлюбит его, то ему незачем больше жить.

Все внезапно потеряло смысл – дипломатические переговоры с государем Николаем и коллегами-послами из иностранных миссий, дружеские разговоры с Отто, балы, приемы…

Жорж стремительно отдалялся от него, редко бывая дома, проводя все свободное время с сестрами Гончаровыми или с друзьями-гвардейцами. Со всех его рисунков теперь смотрели глаза Натали, которую он изображал то в виде лисички, то лани с огромными, испуганно косящими глазами, а в последний раз просто нарисовал ее портрет, очень похожий, и собирался подарить ей. Все его разговоры сводились к ней, к ее глазам, фигуре, голосу, и это было слишком похоже на любовь, и не заметить случившихся с ним перемен было невозможно.

– Луи!

– Здравствуй, Жорж, а я чуть было не прошел мимо… Я хотел прогуляться и встретить тебя, но, если ты устал, мы сейчас возьмем экипаж…

Дантес рассмеялся, отрицательно замотав головой, ловя руками снежинки, и обнял Геккерна.

Сердце Луи снова дало сбой, вздрогнуло, сжалось, метнулось вниз…

– Жорж, – тихо начал Геккерн, – я хотел спросить тебя – ты влюблен в нее, да?

– В кого?

– Ну, не изображай святую невинность, прошу тебя, – досадливо поморщился барон, стараясь говорить как можно более ровным тоном. – В госпожу Пушкину, конечно. В свете только и разговоров, что о тебе и этой даме.

Ты же дипломат, черт бы тебя драл – так держи лицо и не выдавай себя…

– Я не знаю… – Дантес, подняв голову, стал смотреть на снег, и казалось, что серое небо стремительно несется прямо на него, обрушивая тяжелые мокрые снежинки на его губы и ресницы. – Иногда мне кажется, что это так. Она такая красивая… Но я не хочу связываться с ее мужем – он настоящий псих, Луи… Безумный ревнивец.

– Ты говорил, что Бенкендорф приказал тебе ухаживать за ней. Я решил сначала, что ты просто исполняешь приказ.

– Нет… не просто. Кажется, я действительно влюблен. – Жорж покосился на своего помрачневшего друга и добавил: – Неужели ты ревнуешь меня к ней, Луи?

Геккерн, остановившись, внимательно и печально посмотрел ему в глаза, взяв юношу за воротник шинели и прижавшись к нему лбом.

– Да. Я не могу тебе лгать, Жорж, но я уже начинаю ненавидеть ее. Ты совсем не появляешься дома…

Дантес отвел глаза. Ему совершенно не хотелось рассказывать приемному отцу про Катрин и ее тетку Загряжскую, которая, похоже, охотно потакала прихотям любимой племянницы, часто уезжая из дому.

– Жорж… Не молчи, пожалуйста. Я все-таки твой отец, – барон натянуто усмехнулся, – и имею право спросить тебя.

– Готов ответить на любые вопросы.

– Тебе… больше нравятся женщины, Жорж?

Дантесу не хотелось разговаривать на улице. Ему хотелось немедленно оказаться дома вместе с Луи, обнять его, сломать эту невозможную, тяжелую ледяную корку в их отношениях, взять его за руку и все объяснить… Но, посмотрев в измученные, обметанные бессонницей темно-серые глаза Геккерна, он твердо сказал: