Пророчество Корана - читать онлайн книгу. Автор: Хесус Маэсо де ла Торре cтр.№ 39

— Святой Господи! Так речь идет об убийстве магистра ордена Сантьяго дона Фадрике и его брата дона Энрике. Как же я раньше не догадался! — воскликнул архиепископ, который подразумевал более высокую цель, и облегченно уточнил: — Так кто же все это подстроил?

— Насколько я знаю, королева Мария, донья Гиомар, некий доминиканец и еще одна-две незначительные личности, о которых я не могу вам ничего сообщить, потому что мне не дозволялось посещать встречи с ними. По полученным указаниям, моя миссия состояла в том, чтобы договориться с иноверцами, пользуясь личной защитой телохранителей султана. Мне было обещано, если Бог сохранит мне жизнь, место епископа в Сории, на моей родине, или место настоятеля какого-либо богатого монастыря в наших королевствах.

Епископ помолчал, потом, сменив хмурое выражение лица на милостивое, спросил:

— А какую роль играет в заговоре законный наследник дон Педро?

— Никакой. Поверьте мне, монсеньор. Он ни во что не посвящен. Он обожает короля и даже, кажется, чувствует привязанность к своим старшим незаконным братьям и завидует, что они могут скакать на лошадях рядом с королем.

Выдержав паузу для размышлений, иерарх продолжил допрос:

— Выходит, только королева, ясновидица и несколько неверных совершают все эти хитроумные ходы. А бывало, что вы оказывали им другие злокозненные услуги?

— Никогда, светлейший. Это случилось один-единственный раз. Дьявол помутил мой рассудок, честное слово. Не понимаю, как я мог поддаться на обман этих женщин, на их неопределенные обещания. Это мое тщеславие, соблазн дружбы с доньей Гиомар и ненависть к донье Элеоноре подвели меня, — простодушно осудил себя за прегрешения монах.

— Итак, не было иной цели, как только то, что вы мне рассказали: уничтожить сыновей-бастардов дона Альфонса, нашего господина и короля? — настойчиво повторил он.

Монах дрогнувшим голосом произнес:

— Я духовник королевы и могу поклясться на святом Евангелии. — Он взял себя в руки и продолжал: — Мое признание и раскаяние совершенно искренни, ваше преосвященство. Чтобы доказать вам это, если вы определите мне такое наказание, я готов добраться до королевского лагеря и предупредить короля и его сыновей, готов переодеться в рубище, покрыть голову пеплом и просить у них прощения. Бог видит: когда меня втянули в эту историю, я чувствовал, что она может стать причиной больших бед.

Архиепископ сурово поднял руку и возложил ее на голову съежившегося монаха, который с дрожью поглядывал на него краешком глаза.

— Достаточно моего отпущения грехов и подписи под документом. Дело закончим тем, что завтра вы тайно уедете из города. Вы сядете на судно, которое отчаливает с дневным приливом и направляется в Урдьялес [93] . Склонитесь, падре. Отпускаю ваши грехи во имя Господа, — торжественно заключил он.

Будто погружаясь в блаженную грезу, монах закрыл глаза.

— Ego te absolvo a peccatis tuis in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti [94] .

Костистая рука архиепископа Санчеса прочертила в воздухе крестное знамение. Монах растроганно всхлипывал и целовал руки прелата, который уже глядел на двурушного клирика с презрительным безразличием. Он думал о том, что если все сделать половчее, то не пройдет и часа, как гонец от него отправится с подписанным документом в королевский лагерь, король будет в курсе дела и примет меры по охране дона Фадрике и дона Энрике, этого грешного, но любимого плода своих отношений с доброй доньей Элеонорой. Иерарх устал, но удовлетворенная гримаса тронула морщины на его лице.

Церковник поспешными шагами вышел из комнаты, и дворец заполнила надменная тишина.

* * *

В ту ночь удрученный брат Ламберто вернулся в свою келью только по окончании последней службы, но не стал ложиться на жесткое ложе. За весь день он не выпил ни глотка воды и не был в трапезной на общем ужине. Мучимый воспоминаниями о беседе с архиепископом, он понимал, что его прегрешение не может быть искуплено иначе, как его осуждением и казнью. Ведь он оскорбил свой орден и тем самым загубил свою карьеру в лоне святой матери Церкви. Случившаяся с ним беда состояла в том, что его использовали как разменную монету в соперничестве между бастардами и наследником трона. Стоя в одиночестве на коленях, он мысленно предавался бесстыдному разврату, представляя себя с доньей Гиомар.

Потом он открыл створку окна и долго смотрел на луну в состоянии тупого безразличия, пока взгляд его не остановился на темном силуэте, мелькнувшем на крыше. Тень тут же исчезла за ветвями, заслоняющими край здания. Это заставило монаха нахмуриться, приглядываясь. Следовало бы известить брата келаря о происходящем, потому что вряд ли можно было считать нормальными ночные хождения по крышам монастырских владений.

Но он тут же забыл о видении, приготовил кожаную походную сумку с немногочисленными личными вещами и письмо приору монастыря, в котором сообщал, что ему предстоит закончить жизнь затворником, имея тяжкий грех на своей совести. Снаружи доносился шорох кипарисов. Он стал ждать звона колоколов, погруженный в тягостную тоску. Он ни с кем не перекинулся ни словом, потому что делиться произошедшим ему было не с кем.

Наконец монастырская звонница прорезала затянувшуюся тишину, замелькали тусклые светильники, и тени монахов, выходящих из своих келий для совместной молитвы, заплясали на стенах. Отзвуки рассветного благостного пения разносились между арками, в нефах, в полукружье проходов, однако брат Ламберто оказался настолько выбит из обыденности, что не был способен воспроизвести ни одного псалма. Упадок сил, ощущение катастрофы и уныние поселились в его душе, столь же холодной, сколь и камни монастырских стен. Он решил не подниматься вместе с другими обратно в свою келью и мрачно оповестил ризничего:

— Брат, я совершу богослужение сейчас же. На день у меня много дел.

— Ваши риза и алтарь готовы с вечера, падре. Я вам помогу.

Монах переоделся в лиловое одеяние, предписывавшееся литургией Великого поста, и они с послушником в бледных утренних сумерках направились к алтарю в один из боковых приделов, где возвышалось изваяние скорбного Христа. Послушник открыл молитвенник и зажег лучинкой свечи, расставив их вокруг аналоя. В помещение едва проникал свет, и брат Ламберто, подслеповато щурясь, начал службу.

— Introito ad altare dei [95] , — раздался его голос, резкий в пустой церкви.

— Ad Deum qui laetificat juventutem meam [96] , — откликнулся сонный прислужник.

Монах плохо видел, поэтому приподнял требник и приставил свечи ближе, чтобы яснее разбирать черные буквы «Introito». С трудом и паузами они продвигались через строки, однако послушник скоро заметил, что паузы становились все более странными. «Что это происходит с братом Ламберто?» — подумал он с беспокойством.