— Ты у меня смотри! — шепнула Грунька на ходу на лестнице Жемчугову. — Если станешь на пани засматриваться…
— Брось, глупо… — остановил ее Митька. Грунька погрозила ему пальцем и еще тише сказала:
— Все-таки теперь ночь! Ты это помни.
Пани Мария приняла Жемчугова в гостиной, где стояли клавесины, вполне официально, сразу взяв совершенно деловой тон.
Жемчугов сказал ей, что есть в Петербурге итальянец Роджиери, доктор.
— Он у меня был! — вставила Ставрошевская. — И хотел осмотреть больную, но я не позволила этого.
— Ну, а теперь он хочет, чтобы завтра утром ему отвезли ее хотя бы насильно.
— Но это нельзя сделать, ради Бога, нельзя допустить это! — забеспокоилась пани Мария. — Надо сделать все возможное, чтобы она осталась у меня!
— Я тоже так думаю, — сказал Жемчугов, — и для этого необходимо увезти ее завтра же.
— То есть, позвольте, как же это так? — удивилась Ставрошевская. — Вы согласны, чтобы она осталась у меня?
— Совершенно верно!
— А сами говорите, что нужно завтра же увезти ее от меня!
— Именно для того, пани Мария, чтобы она осталась у вас впоследствии, надо увезти ее как можно скорее, иначе завтра, по распоряжению герцога, ее насильно отвезут к доктору Роджиери.
— Значит, и герцог замешан здесь?
— Да, он уже отдал приказ, и этот приказ должен быть исполнен завтра.
— Бедная Эрминия!.. Против нее ополчились не только оккультные силы, но и предержащая власть, которая, напротив, должна была бы защитить ее!
— Что вы сказали? — удивился Жемчугов. — Какая Эрминия? Разве молодую девушку зовут Эрминией?
Пани Мария спохватилась, но уже было поздно. Явное смущение отразилось на ее лице.
— Почем вы знаете, как зовут молодую девушку? — продолжал между тем расспрашивать Жемчугов.
Ставрошевская волей-неволей должна была ответить.
— Она очнулась, — сказала она, — и назвала себя.
— У нее прошел ее обморок?
— Это был вовсе не обморок, а летаргический сон.
— Все равно!
— Нет, не все равно. От обморока может избавить так называемая официальная медицина, а от этого летаргического сна — нет… Тут нужны другие познания… надо знать причину сна.
— А вы знаете? Пани Мария молчала.
— Говорите все! Нам нельзя терять время, если не хотите, чтобы девушка была возвращена Роджиери.
— Нет, не хочу!.. Я уже сказала вам это.
— Ну, тогда будьте откровенны со мной, чтобы я мог разобраться, как следует нам действовать. Что же происходит с этой девушкой?
— Она находится в совершенно особом сне, который зависит от внушения чужой, посторонней ей воли.
— Не понимаю!
— Вы знаете, что такое сон?
— А это вот когда человек заснет.
— Ну конечно, но что в это время происходит с человеком?
— Да ничего не происходит!.. Он лежит и как будто перестает жить и чувствовать, только его дышащее тело остается.
— Ну, вот именно только «дышащее» тело. А отчего он перестает жить, чувствовать, мыслить и выражать свою волю?..
— Да так уж, от природы, ради отдыха.
— Ради отдыха, но не тела, а души. Во время сна душа человека отделяется и уносится в иные пространства, чем то, в котором живем мы…
— Так это ведь когда наступает смерть, — возразил Митька.
— Смерть наступает, если душа, отделившись от тела, потеряет свою связь с ним, а если эта связь не порвана, тогда человек только спит. Это отделение души от тела совершается при отдыхе нормально само собою, но может быть сделано и искусственно, то есть вызвано волею другого человека, и тогда заснувший находится всецело во власти этого человека и делает все, что тот ему прикажет.
— Значит, молодая девушка находилась в чьей-нибудь власти?
— Доктора Роджиери. Он — доктор, знакомый с оккультной медициной.
— Это что же за медицина? — спросил Жемчугов.
— Ну, уж все я объяснять вам не могу; довольно сказать, что она совсем иная, чем официальная, и что к ней близко подходит так называемое знахарство, которое действует бессознательно и наугад, а оккультная медицина знает тайны природы, а также причины явлений. То, что проделал доктор Роджиери с Эрминией, на языке знахарок называется «напустить порчу». Мы имеем дело с порченой.
— Но ведь вы, по-видимому, умеете снимать эту порчу?
— Да, я умею «будить» от этого сна, наведенного другим человеком.
— И вы разбудили эту девушку?
— Да.
— Она рассказывала что-нибудь?
— Очень мало! Она заснула почти сейчас же опять, но уже нормальным сном, который был необходим ей для отдыха. Искусственное состояние подчиненного сна истомило ее. Нужно было дать ей восстановить свои силы, прежде чем расспрашивать, — сказала Ставрошевская.
— Ну, а когда она не спит, она выказывает желание подчиняться доктору Роджиери?
— Я уверена, что нет.
— А он может делать свои внушения и на расстоянии?
— Безусловно!
— Так что если бы она ушла, положим, от него, то он мог бы вернуть ее откуда ему угодно, внушив ей на расстоянии, чтобы она шла обратно?
— Конечно.
«Теперь понятно, — подумал Жемчугов, — почему она вдруг повернулась, когда шла вместе с Соболевым, встретившись с ним».
— Но скажите мне вот что, — спросил он, — если Роджиери может вернуть ее, дав приказание на расстоянии, то отчего же он не делает этого теперь, когда она находится у вас?
— Он и хотел бы сделать, да, вероятно, не может. Для этого он и сам приезжал ко мне. Но я была осторожна.
— Отчего же он не может и теперь?
— Оттого, что я разбудила ее и теперь она спит естественным сном. Для того, чтобы она послушалась внушений Роджиери, ему нужно приказать ей сначала проснуться от естественного сна, затем заснуть по его внушению, а тогда уже она будет исполнять все его приказания. Но он, вероятно, не догадывается сделать все это и приказывает ей непосредственно.
В этот момент в дверях показалась голова Груньки, взволнованной и растерянной.
— Барыня, — почти крикнула Грунька, — с барышней что-то неладное делается, совсем неладное… Они вдруг вскочили и побежали. Вот они…
Жемчугов увидел молодую девушку, которая была спасена им во время пожара. Она с неимоверной силой оттолкнула от двери Груньку и направилась к выходу на лестницу решительным, торопливым шагом.