— Как здоровье, государь? — спросил тот, расставляя фигуры.
— И ты о том же, — недовольно проворчал Иван Васильевич, беря в руку точенного из рыбьего зуба короля, — разве сам не видишь…
Но фигура вдруг выпала у него из ослабевшей руки и он, проводив ее глазами, повалился головой на доску, сметая стоящие там фигуры.
— Прав старик… — прохрипел Иван Васильевич и закатил глаза.
— Лекаря, скорее, — закричал Годунов и кинулся к царю.
Прибежал Жакоб с пузырьками и склянками, следом примчались другие знахари, склонились над едва дышащим государем. Широко шагая, вошел митрополит Дионисий и несколько монахов с ним. Увидев, что царь совсем плох, стали читать молитвы и совершили обряд пострижения его в монашество, нарекая умирающего Ионою.
Без чьего-либо приказа на кремлевских звонницах ударили колокола на исход души, вскоре им отозвались в других московских храмах. Во дворце поднялась страшная суета, все куда-то бежали, сталкиваясь, падали. От оброненной свечи начался пожар, но его тут же потушили.
— Народ к Кремлю бежит, — закричал испуганно Богдан Бельский.
— Прикажи ворота затворить, — негромко сказал державший под руку Федора Иоанновича Борис Годунов, — а то не дадут душе спокойно отойти…
…Казаки вместе с пленным Мухамед-Кулом прибыли в Москву на второй день после смерти царя. Город бурлил и по главным улицам невозможно было проехать. Пока разыскали Посольский приказ, объяснили кого привезли из Сибири, уже стемнело.
— Не знаю, куда вас и на постой определять, — пожимал плечами слегка хмельной дьяк, громко икая, — не вовремя вы.
— Мы-то найдем крышу над головой, — пробасил Иван Гроза, — а вот этого куда девать, — указал на ханского племянника, — не с собой же следом таскать.
— В монастырь какой, может, попроситесь?
— Пустят в монастырь с нехристем этим. Держи карман шире.
— Сами решайте, — поднялся дьяк, — поздно уже, а мне еще до дома добираться надобно.
Тогда Иван Гроза нагнулся к мешку, лежащему у него под ногами, порывшись там, вытащил шкурку черно-бурой лисы, кинул на стол. Дьяк сразу повеселел, заподмигивал.
— С таким богатством вас каждый пустит. Сведу вас к знакомому купцу. Дом у него просторный, определит на постой.
У купца они прожили до самой осени, ожидая, пока о них доложат новому царю и тот распорядится, куда ж девать Мухамед-Кула.
— Не затем я башкой своей рисковал, когда тебя брал, чтоб так вот бросить, — втолковывал, выкушав ковш, другой хозяйской браги, заплетающимся языком Иван Гроза сидящему напротив царевичу, — мне за тебя и награда поди положена царская.
Мухамед-Кул, который по дороге несколько раз порывался бежать, в Москве быстро освоился, пообвык и ходил везде с казаками, разглядывая диковинные наряды горожан, церкви, мосты через реки.
Наконец, Федор Иоаннович принял их, наградил казаков добротным сукном и годовым жалованием, а Мухамед-Кулу объявлено было служить при царском войске и жалован титул князя Сибирского.
ПОЗНАНИЕ ЛЮБВИ
В начале лета Ермак повел казаков на дальнюю сибирскую реку Тавду, где издавна жили могучие племена вогулов. Переговорив с Матвеем Мещеряком и Яковым Михайловым, решили поискать там водный путь на Русь и, если удастся, добраться до строгановских городков, выменять утех на собранные меха свинца и пороха. Оружейные запасы подходили к концу, и все до единого казаки носили с собой снятые с убитых татар луки и колчаны полные стрел.
Всего восемь стругов плыло по извилистой реке, бороздя темные илистые воды, преодолевая завалы вековых деревьев, отбиваясь от встречающих их на берегу вогульцев. С ходу взяли городок князя Лабут-бека. Зарублен в бою князь Пачан-бек, бежала его охрана и без боя сдался городок Чандырь. Тогда к казакам вышел великий шаман всех местных племен и знаками пригласил их идти за ним.
— Чего это он? Поди заманивает? — обеспокоились казаки.
— Ему можно верить, — отозвался Ермак, пристально вглядываясь в разрисованное охрой лицо шамана. — А чуть чего, так сабли при нас. Идемте…
Они вышли к большому кургану, обнесенному длинными жердями, украшенному копьями с разноцветными флажками и тряпицами.
— Тут спят наши вожди, — объяснили им. — Шаман позвал вас, чтоб показать как камлать будет.
— Что значит камлать? — спросил Мещеряк Ермака.
— С духами говорить станет, — ответил атаман. Рядом с курганом разложили большой костер и после того как пламя взвилось вверх, затрещали стволы сухих, сложенных крестообразно деревьев, вогульцы стали бросать пучки сырой травы. Повалил густой дым, казаки закашляли, отодвинулись в сторону.
— Комаров что ли отгоняют? — удивился Гаврила Ильин, отмахиваясь от разъедавшего глаза дыма.
В это время шаман ударил в бубен и закружился на месте. Дым окутал его и почти скрыл от глаз окружающих.
— Где он? — тряхнул головой Ильин. — Не видать что-то…
И точно, шаман пропал, будто унесся вверх вместе с клубами темно-желтого дыма. Казаки удивленно подняли головы к небу и тут звук бубна донесся с вершины кургана. Шаман был уже на самом верху, продолжая кружиться, подпрыгивая на месте, приседая.
— Вот дает! — шепнул на ухо атаману Гришка Ясырь. — Как он так?
— Помолчи. Он все слышит и видит.
— Ну да?! — не поверил Ясырь и тут же согнулся пополам, словно кто заехал ему кулаком в живот, испуганно замолчал, озираясь.
Шаман же продолжал свой танец, а к костру вышли еще четверо молодых людей с разрисованными лицами и бубнами в руках. Они стали медленно перемещаться вокруг костра, все ускоряя движение и выкрикивая непонятные слова. Потом один из них взвился вверх и перелетел через костер, а навстречу ему рванулся другой танцор, и они, слегка задев друг друга в воздухе плечами, опустились по разные стороны. Такой же прыжок повторили двое других юношей. Их сородичи начали притопывать на одном месте ногами, ударять в такт ладонями, выкрикивать что-то.
Ермак глянул на казаков. Они тоже не могли удержаться и прихлопывали, подталкивая один другого локтями, завороженно глядя на костер.
Все забыли про главного шамана, а он неожиданно возник в центре круга, закружился, ударяя в бубен все чаще и чаще. Вдруг к нему подбежали двое мужчин, держа в руках большой кусок красной материи, и обмотали ей крутящуюся фигуру шамана, спеленав того с головы до ног. Толпа расступилась и в центр вошел широкоплечий воин в шлеме и длинным кинжалом в руках. Не раздумывая, он ударил шамана в живот и выпустил кинжал. Рукоятка торчала из тела продолжавшего кружиться шамана, а воину подали второй кинжал.
— За что он его так? — ужаснулся Ясырь. — Безоружного убивает…
Ермак едва удержал его, рвавшегося защитить старика, а уже второй и третий кинжалы вошли в шамана, но он все кружился и кружился, будто и не его вовсе поразила острая сталь.