Хан с лицом странника - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Софронов cтр.№ 24

— Зачем ты звал меня? — напевно проговорила она, и Мухамед-Кулу послышался голос матери и еще что-то неуловимо знакомое, родное в звуках ее речи. — Почему хан каждый раз посылает жалких гонцов и никогда не приедет сам? Или он все еще боится меня? Ха-ха-ха… Хорош воин! Так передай ему, что хоть мы и одной крови, но думаем по-разному. Он убил… — И неожиданно она заплакала, закрыв лицо темным покрывалом, накинутым на плечи.

Мухамед-Кул подбежал к ней торопливо заговорил:

— Ты ошиблась. Вовсе не хан прислал меня, я тайно от него вызвал тебя. Я желаю знать эту тайну, которую все скрывают…

— О какой тайне ты говоришь, юноша? — оттолкнула она от себя его руки. — Мне ли, слабой женщине, хранить тайны, которые могут стоить жизни тысяче муж чин? И кто ты такой, придя ко мне без разрешения хана?

— Я — твой племянник, сын погибшего Ахмет-Гирея. Вот кто перед тобой.

— Мальчик мой, — пошептала Зайла-Сузге, — какой ты большой… Воин. Это твои сотни сидят у костра? Ты их башлык?

— Да, хан меня назначил башлыком и отправил в поход. — С юношеской гордостью и заносчивостью ответил тот. — И я добуду воинскую славу и женщины будут петь о моих подвигах. И ты услышишь о них.

— В точности мой бедный брат, Ахмет-Гирей, такой же гордый и неукротимый. Но почему именно тебя отправил хан в поход? Или у него нет более опытного башлыка для битв и сражений? Ведь ты его единственный племянник и у тебя всего одна жизнь.

— У всех людей на этой земле одна жизнь, — Мухамед-Кул, словно повторил чьи-то слова, — но я мужчина, а значит, воин. Или не так?

— Воин, мой мальчик, воин, — успокаивающе проговорила она, и провела тонкими пальцами по лицу, нащупав едва пробивающиеся усы на нежной юношеской коже, коснулась его губ и, словно испугавшись этого прикосновения, отдернула руку и тихо предложила, — лучше сядем и поговорим, если у тебя найдется время для одинокой, забытой всеми женщины. Иногда меня выпускают за ограду поглядеть на мир. Очень ненадолго выпускают. Сядем.

Они подошли к темнеющему у ограды бревну и сели неподалеку друг от друга, случайно встретившиеся родные по крови люди. Мухамед-Кул нащупал кожаный мешочек, оставленный ему сотником, и протянул робко Зайле-Сузге.

— Прими на память о нашей встрече.

— Что это? — спросила она, с готовностью взяв мешочек, и пробежала пальцами, ощупав его. — Женские украшения, — проговорила разочарованно, — к чему мне они? У меня нет мужа, который бы увидел на мне и обрадовался красоте их. Разве что подарю девушкам моим, которые помогают переносить одиночество. И будет, что дать охранникам, чтобы почаще выпускали погулять…

— За какую вину обрек тебя хан на одиночество? — тихо спросил Мухамед-Кул. — Чем ты провинилась перед ним?

— Всего лишь тем, что стала женой человека, которого он убил. Мать сына, законного наследника ханства Сибирского. Не будь я его сестрой, он давно бы нашел способ избавиться от меня.

— Чья ты жена? — с удивлением переспросил Мухамед-Кул. — Повтори и расскажи подробнее. Ведь я ничего не знаю и только сегодня узнал, что у моего отца была сестра. Узнал и про Девичий городок. Я готов слушать тебя столько, сколько нужно.

— Долгий то будет разговор, — усмехнулась Зайла-Сузге, — сотни не станут тебя ждать и найдут другого башлыка.

— Я их башлык и без меня они не тронутся с места. Будут ждать хоть год, хоть два.

— Не будь так самоуверен, мой мальчик. Ты еще не испил чаши предательства и слава Аллаху. Мой муж, Бек-Булат, тоже верил своим воинам, но оказалось достаточно одного подлого человека, чтобы лишить его жизни, а его сына — отца. Так слушай, если ты уже воин и мужчина. Слушай, чтобы узнать всю правду от меня, а не из чьих-то лукавых уст.

Долог был рассказ Зайлы-Сузге о том, как она попала в Сибирь, как стала женой хана Бек-Булата и родила ему сына, наследника Сибирского ханства. Только обошла она стороной в своем рассказе то, самое сокровенное, чего никому и знать-то не положено, а родному племяннику тем более, о Едигире, которого не могла выбросить из своего сердца, как ни старалась.

— Значит, у меня есть еще один брат, — задумчиво произнес Мухамед-Кул, зябко поеживаясь от ночной прохлады. Начало уже светать, и он отчетливо видел проступающие сквозь туман контуры деревьев, тонкий дымок от угасающих костров лагеря, где дремала утомленная ночным бдением стража.

— Только не знаю жив ли он, — всхлипнула Зайла-Сузге, — верно, сильно я провинилась перед Аллахом, коль послал он на мою несчастную голову столько бед. Даже весточки о нем не имею.

— Так может быть он здесь, где-то рядом? И тоже не знает как отыскать тебя? Я обязательно разузнаю о нем и сообщу тебе, обещаю.

— Спасибо за доброе слово, но боюсь нелегко это будет сделать. Слышала я, что увезли его в Бухару и держат там, как заложника. Но верен ли тот слух… Наговорить могут всякого.

— Я найду предлог, чтобы отпроситься у хана в Бухару. Я разыщу своего брата.

— И не пытайся. Если хан заподозрит что недоброе, ушлет тебя в глухие места. Сибирь велика…

Неожиданно их разговор был прерван чьим-то глухим покашливанием и Мухамед-Кул тут же вскочил, ухватившись за рукоять кинжала.

— Да не пугайся, а то и я испугаюсь, — послышался из тумана старческий голос, — я мирный человек и зла никакого не сделаю.

— А… Это рыбак Назис, — шепнула юноше Зайла-Сузге, — он часто приходит ко мне, приносит свежую рыбу. От него и узнаю обо всем.

Назис, слегка прихрамывая, подошел ближе и, почтительно поклонившись, положил на траву несколько серебристых рыб, еще сонно взмахивающих хвостом и шевелящих жабрами.

— Прими, хозяйка Девичьего городка, мои дары. Поди, такой рыбкой тебя тут и не потчуют. А?

— Да какая же я хозяйка, — грустно проговорила та, — будто сам не знаешь, что под стражей сижу и лишь изредка выхожу за проклятые стены. Видать, до самой смерти мне тут жить…

— Эй… Зачем так говоришь? Моя старуха сколь лет из землянки не выходит, ослепла совсем, а что она плену, что ли? Хозяйка. Правда, нашего жилища всего лишь. А тебя видишь, какая стража стережет, опекает. Дорогая, значит, ты птица, что столько людей вокруг тебя живут, от врагов заслоняют, кормят, поят, девушки песни поют.

— Да я бы лучше в твоей землянке жила, дым глотала, чем за этими стенами невольницей быть.

— Да где ты ее, хорошая моя, волю-то видела? Птица в лесу и та одна погибнет, сгинет. Где воля, а где неволя — нынче не разобрать. Так я говорю? — обратился старый рыбак к Мухамед-Кулу. — Ты вот вольный человек?

— Вольный. Какой же еще? — не задумываясь ответил тот.

— Неужто и хану нашему ты не подвластен? — округлил свои слезящиеся с хитринкой глазки Назис. — Первого человека в наших краях встречаю, чтобы в отлучке от хана жил. Как тебя зовут, скажи старику, чтобы всем передал, рассказал, поведал.