Бенито Муссолини - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Хибберт cтр.№ 52

В первые дни войны журналистов приглашали на виллу Торлония, чтобы они могли поведать народу о спартанской, деятельной жизни, которую вел дуче — о его привычке проснувшись, сразу вставать с постели, о холодных ваннах перед просмотром почты, о диктовке приказов с легкостью и быстротой телеграфного аппарата, о коротких перерывах для прогулок верхом, плаванья или азартного сета в теннис, о его простой пище, отказе от отдыха, о его увлеченности работой. Но теперь все изменилось: простая пища превратилась в медицинские помои, верховая езда и теннис были запрещены. Разрешено было лишь косить траву вокруг виллы. Дуче жил придуманной жизнью, при крайней необходимости его жизнедеятельность симулировалась: свет в его кабинете горел до глубокой ночи, создавая видимость работы для проходящих мимо, хотя сама комната могла быть пустой. Теперь дуче даже увидеть мог далеко не каждый.

Преследуемый навязчивой идеей тотального разгрома, мнительный, неуверенный, охватываемый внезапными порывами злобы, после которых следовали дни отчаяния, видя свои впалые щеки, исхудавшую шею, черные круги под глазами, Муссолини совсем отказался появляться на публике и вел, как однажды сказал Джузеппе Боттаи, «уединенную жизнь в Палаццо Венеция, борясь в одиночку со своими проблемами».

Было бы лучше, как позднее заметил тот же Боттаи, если бы он действительно вел там уединенную жизнь. Однако чаще всего после полудня в комнатах верхнего этажа дворца, как и раньше, его ожидала все та же Кларетта Петаччи. Боттаи был не единственным итальянцем, считавшим, что регулярные визиты дуче к любовнице стали одной из причин ухудшения его здоровья. Теперешние его посещения стали реже и короче, чем прежде, так что Кларетта часами лежала на диване в гостиной, разглядывая изображенные на потолке золотые знаки Зодиака и слушая граммофонные записи. Иногда она пела сентиментальные песни или наигрывала какие-нибудь популярные мелодии. Порой она рисовала эскизы одежды или простенькие картинки из птиц и цветов, лежа на подушках, читала любовные романы, красила ногти, любуясь на себя в зеркало, или наблюдала за фонтанами, бьющими на дворе.

В свой небольшой дневник она записывала не только воспоминания о счастливых днях, проведенных с дуче, — катании на лыжах в Германии, купании в Римини, пикниках в королевских имениях в Кастельпорциано, — но и свои опасения по поводу будущего. Дело было в том, что ее любовник все чаще приходил к ней в подавленном настроении, злой, раздраженный. Иногда ее ожидание затягивалось до десяти вечера, но он не приходил, и тогда в ней росла и росла обида на всех презиравших и порицавших ее. «Они все его враги, — кричала Кларетта как-то раз, прождав напрасно пять с лишним часов. — Они предают его по сто раз на дню». Фашисты в ее устах были «предателями, генералы — старыми дураками», особенно — дряхлый идиот Де Боно. «Зачем он пытается шокировать окружающих, — с негодованием в голосе спрашивала она, — позволяя старой графине любить себя на черной вельветовой софе?» Кларетта была глубоко убеждена, что дуче не только сам страдал от предательства, но, в свою очередь, он сам предавал ее. Она стала бояться, что Муссолини завел новую любовницу, либо вернулся к одной из своих старых привязанностей.

Маргарита Сарфатти и Анджела Курти делали все возможное, чтобы отобрать у нее дуче. Теперь же появилась еще одна женщина — Ирма, «превратившая его в тряпку». «Люди говорят, что это я высасываю из него все соки, — жаловалась Кларетта, — но это она, это она». Конечно, Кларетта могла бы спросить обо всем самого Муссолини, но в этом случае она рисковала нарваться на оскорбление или быть попросту высмеянной. В результате она бы расплакалась, а дуче, увидев эти слезы, разозлился еще больше. Боясь потерять его, Кларетта начала писать письма, обвиняя и понося всех и вся. Но могла ли она быть уверена, что ее соперницы не поступают точно таким же образом? Кларетта посоветовалась с любовницей своего брата Зиттой Ритоссой. Та сказала, что не следует делать себя слишком доступной. «Но если я попытаюсь так сделать, — в ужасе закричала Кларетта, — он вообще отвернется от меня». Эти слова были похожи на правду — дуче пытался положить конец связи, длившейся уже семь лет. Это была самая продолжительная любовная связь в его жизни. По словам сицилийской княгини ди Джанджи, дуче признавался, что он наконец обрел «самую отталкивающую женщину». Как-то раз весной 1943 года, когда Кларетта подошла ко входу в Палаццо Венеция со стороны виа Асталли, смущенный полицейский, стоявший у входа, сказал ей, что у него есть приказ не пропускать ее в дом. Рассерженная Кларетта оттолкнула его и бросилась вперед, однако внезапно она натолкнулась на самого дуче, пристально и весьма холодно глядевшего на нее. «Я считаю, — заявил дуче, глядя на Кларетту тем взглядом, который, как она говорила потом, он пускал в ход всякий раз, когда нужно было избавиться от любовницы, — я считаю, что все кончено». Но на этот раз Муссолини все-таки уступил. В дальнейшем он предпринимал еще ряд попыток избавиться от нее, но всякий раз уступал. Кларетта начинала громко рыдать, размазывая по щекам косметику — испытанное средство, к которому она прибегала всякий раз, когда просила дуче оставить ее при себе. Что он и делал. Правда, после этого он обычно жалел, что поступил подобным образом, звонил Кларетте и говорил ей, чтобы она более не возвращалась в Палаццо Венеция. «Пожалуйста, оставь меня в покое. Война складывается не лучшим образом, — говорил он. — Народ осудит меня за слабость. Одна женщина однажды вынудила меня делать глупости, и я вовсе не собираюсь повторять пройденный путь». Но все это были слова.

Дуче оскорблял Кларетту, ссорился с ней, встречал с нарочито холодным безразличием, «словно у него была другая женщина, имевшая от него все, чего можно было пожелать». Он скандалил с ней из-за ее семьи, из-за плохой репутации ее брата и его сомнительных финансовых операций, из-за его идиотского меморандума о том, как выиграть войну, из-за ее долговязой, крючконосой матери, чье необычайное тщеславие и посулы покровительства снискали ей презрение всего Рима. Однажды во время ссоры, случившейся из-за брата Кларетты, дуче ударил ее с такой силой, что она отлетела назад и ударилась о стену, и только сильный укол стимулятора, сделанный ее отцом, привел Кларетту в чувство. Правда, порой бывали дни, когда все эти ссоры казались им пустяком и они предавались любви и воспоминаниям о счастливых днях их жизни, после чего она вновь заносила в свой дневник все, произнесенное ими в эти минуты. «Я больше не буду приходить днем, — шептала она, — но только ночью, только на несколько минут, лишь бы увидеть тебя и поцеловать. Я не хочу никакого скандала».

Тем не менее это все-таки был скандал, причинивший «дуче, — по словам одного из высокопоставленных полицейских чиновников, — больше вреда, чем дюжина военных поражений». «Действительно, здесь есть о чем подумать», — согласился Чиано в беседе со своим приятелем Серрано Суньера, министром иностранных дел Испании, и продолжил, — что он, конечно, не возражает против нескольких любовниц, но сводить все внимание к одной женщине и ее семье — это уже скандал». Как заметил Анджело Черика, один из высших офицеров корпуса карабинеров, «Петаччи вмешиваются во все дела, оказывают политическое покровительство, угрожают сверху и интригуют снизу». Но что можно сделать, как предупредить дуче, — говорил раздраженно Чиано, — если два самых близких ему человека — личный секретарь де Чезаре и помощник секретаря по внутренним делам Гвидо Буффарини-Гвиди имеют кучу денег с этого «спектакля в преисподней».