Александр I - читать онлайн книгу. Автор: Анри Труайя cтр.№ 61

Солдаты ограждены от контактов с парижанами. Иное дело офицеры. Большинство из них имеют билеты на постой и приняты на пансион в частные дома. Поначалу их встречают прохладно, но вскоре настороженность сменяется взаимной симпатией. Завязываются дружбы, намечаются любовные интрижки. Русский мундир пользуется успехом у дам высшего общества, и двери салонов Сен-Жерменского предместья широко распахиваются перед русской знатью. На одном из приемов, устроенном графом Рошешуар, хор охотников императорской гвардии исполняет народные песни, приводя в восторг гостей-французов. Они, не вставая со стульев и не прилагая к тому никаких усилий, на мгновение словно перенеслись в чужую страну. В конце ужина хозяин дома произносит тост за возвращение Людовика XVIII. Расходятся в четыре часа утра, и великий князь Константин, присутствовавший на празднике, заявляет, что ни на одном придворном балу в России так не веселился.

Офицеры поскромнее, которым недоступны аристократические гостиные, развлекаются на свой лад: фланируют по бульварам, посещают театры, где какой-нибудь забавник смешит публику грубоватыми шутками, обедают в модных ресторанах, глазеют по сторонам, сидя в кафе за чашкой кофе, или же слоняются по Пале-Роялю в поисках галантных приключений. Самые серьезные осматривают музеи, замирают в экстазе перед витражами собора Парижской Богоматери, наведываются к инвалидам, где завязывают беседы с подозрительно посматривающими на них ветеранами, поднимаются на Монмартрский холм, чтобы полюбоваться заходом солнца, совершают поездки в Сен-Дени, Версаль, Сен-Клу, добираются даже до Эрменонвилля, где те, чье сердце чувствительно, с благоговением вызывают в памяти образ Жан-Жака Руссо. Иные наэлектризованы разного рода идеями, бурлящими во французской столице. Подхватив «французскую заразу», они вдруг загораются желанием обсудить проблемы дня с великими умами Парижа. Политические и литературные круги привлекают их больше, чем светские. Сыны самодержавного государства, они поддаются столь же опьяняющему, сколь и опасному увлечению: порассуждать о свободе с сыновьями Революции, невзирая на то, что Франция вновь стала монархией. Князь Волконский встречается с Бенжаменом Констаном и мадам де Сталь; Никита Муравьев знакомится с Сийесом и аббатом Грегуаром; Лунин наносит визит Сен-Симону. Наконец, немало офицеров царя введены во французские масонские ложи. Терпимость и свободомыслие, которые они там находят, ошеломляют их. Члены этих тайных обществ, будь они роялистами, бонапартистами или республиканцами, воодушевлены общими идеалами – человеколюбием и уважением к личности. Масоны вызывают у русских сложные чувства. Русские гордятся своим государем, но стыдятся своего государства. Они пылко любят свою родину, но краснеют за ее отсталость. Они пришли «дать урок», но оказалось, что сами в нем нуждаются.

«В отличие от русских французы не смотрят на своего монарха как на олицетворение Провидения на земле», – замечает Михайловский-Данилевский. И клянется председателю масонской ложи в «ненависти к тиранам». Николай Тургенев, секретарь барона Штейна, на собрании масонской ложи произносит тост за освобождение крестьян в России. «Где, как не на собрании истинных масонов, – восклицает он – можно открыто высказать подобное желание? Разве идеи масонов не совпадают с идеями космополитизма и всеобщего братства?» И записывает в дневнике: «Теперь возвратятся в Россию много таких русских, которые видели, что без рабства может существовать гражданский порядок и могут процветать царства».

Русские офицеры охотно продлили бы свое пребывание в Париже, но Александр торопится покончить с французскими делами. Однако ни один документ не может быть подписан, пока Людовик XVIII не вернется в столицу. А он заставляет себя ждать. 13 апреля в Париж въезжает его посланец и брат граф д'Артуа, одетый в мундир национальной гвардии. Затем прибывает император Франц. Помпа, с которой его встречают, раздражает парижан. Они считают, что отцу Марии Луизы не подобает так явно выказывать свое торжество.

Наконец 29 апреля Людовик XVIII приезжает в Компьен. Покидая Англию, он обратился к принцу-регенту с письмом, воспроизведенном в лондонской «Таймс»: «Восстановлением моей королевской династии на троне моих предков я, после воли Божественного Провидения, более всего обязан советам Вашего королевского Высочества, Вашей славной стране и доверию ее народа». Ни единым словом он не упомянул ни русского гостеприимства, которым, будучи графом Прованским, пользовался в России, ни о потоках русской крови, пролитых в борьбе с Наполеоном. Ничему не научившийся в изгнании, Людовик XVIII словно считает все усилия союзников, предпринятые для его возвращения, само собой разумеющимися. Опасаясь, как бы он не возбудил недовольство народа своим вызывающим поведением, Александр через своего адъютанта Поццо ди Борго передает ему письмо, в котором советует щадить чувства французской армии и даровать стране либеральный режим. «Существует воля нации, – пишет царь, – есть несколько оппозиционных партий и еще не определившиеся мнения – все их можно примирить лишь умеренностью, если только не желать новых потрясений в момент, когда общая задача – умиротворение и объединение, и честь выполнить эту задачу выпала Вашему Величеству. Ваше Величество покорит сердца всех своих подданных, если провозгласит либеральные идеи и постарается поддержать и укрепить органичные для Франции институты».

Людовик XVIII отвечает на это послание так уклончиво, что обеспокоенный Александр велит Фуше составить ноту, в которой призывает уважать двадцать пять лет славы и сохранить трехцветное знамя. Эту ноту он сам везет в Компьен. Его принимают с оскорбительной холодностью. Не вставая с кресла, наследник трона Людовика Святого, лопаясь от жира и спеси, указывает на стул главе дома Романовых. Он слушает царя рассеянно и вдруг, оставив свою сдержанность, произносит несколько слов о том, какое благо для Франции возвращение законного государя. Позже, направляясь в отведенные ему покои, Александр проходит через великолепно убранные апартаменты, приготовленные для графа д'Артуа, герцога Ангулемского и герцога Беррийского, и по темным коридорам и узким лестницам добирается до скромных комнат управляющего дворцом, предназначенных для императора всея Руси. Александр, намеревавшийся переночевать в Компьене, приказывает подать экипаж, как только он встанет из-за стола. В столовую Людовик XVIII входит первым и, когда слуга подносит блюдо царю, пронзительно кричит: «Мне первому!» Александру ясен урок: ему умышленно дают почувствовать, насколько «наихристианнейший король», легитимный монарх династии Бурбонов выше и его самого, и его побед. «Людовик XIV, – заметит позже Александр, – не принял бы меня так в Версале даже в год своего высшего могущества. Можно подумать, что не я ему, а он мне вернул корону. Его прием был точно ушат холодной воды на голову… Мы, северные варвары, учтивее принимаем гостей у себя дома». И на другой день одному из собеседников, выразившему надежду, что Бурбоны вернулись во Францию, «исправившись от своих ошибок», отвечает: «Неисправившиеся и неисправимые, – и добавляет: —Эти люди здесь не удержатся».

Тем не менее он вынужден против воли привыкать к этой величественной туше. При одном условии: перед вступлением в Париж Людовик XVIII должен принять конституцию, одобренную Сенатом и устанавливающую нечто вроде парламентской монархии по английскому образцу. Но король, опираясь на принцип легитимизма, 2 мая в Сент-Уане оглашает манифест, в котором отвергает выработанную Сенатом конституцию и обещает от своего имени даровать народу представительное правление и основные гражданские права. Это устраняет любую форму абсолютизма, но уничтожает идею народного суверенитета, несовместимого с династической идеей. Манифест будет подкреплен не конституцией, а Хартией, пожалованной подданным от имени короля и датированной девятнадцатым годом его правления (начиная со смерти в Тампле Людовика XVII). Александр удовлетворяется этим решением, раз оно устраивает и трон, и улицу.