Александр I - читать онлайн книгу. Автор: Анри Труайя cтр.№ 34

Следуя примеру супруга, императрица тоже предпочитает простоту и одиночество. Ее жизнь исполнена печали и покорности судьбе. Она смирилась с неверностью Александра. Разве не довел он свой цинизм до того, что с гордостью сообщил ей о новой беременности Марии Нарышкиной? Но «дитя адюльтера» вскоре умирает. Александр горюет. Великодушная Елизавета, не в силах видеть мужа страдающим, выражает соболезнования его любовнице. «Как только я чувствую, что он несчастен, – пишет она матери, – мое сердце наполняется состраданием и рвется к нему; я забываю все свои обиды. Я разделю его судьбу, какой бы она ни была». Конечно, и она небезупречна, но ее любовные истории принесли ей столько горя, что это как бы оправдывает ее в собственных глазах. После трагической гибели возлюбленного, корнета Охотникова, она чувствует себя как никогда одинокой и переносит всю свою любовь на единственного ребенка – маленькую Елизавету, Лизаньку, родившуюся в декабре 1806 года. Через пятнадцать месяцев девочка неожиданно умирает от воспаления, вызванного режущимися зубками. «Теперь, – пишет Елизавета матери, – мое сердце очерствело, душа моя мертва». И позже: «Мне кажется, в моих апартаментах весна, они полны солнца, цветов, поющих птиц – ее птиц. Она так радовалась этим снегирям; один из них насвистывает мелодию, которую мне не забыть, проживи я сто лет». Доктор Виллие утешает императора, уверяя, что императрица молода и сможет иметь других детей. Александр грустно откликается: «Нет, друг мой, мои дети нежеланны Богу».

Погруженная в свое горе, Елизавета пытается отвлечься чтением, прогулками, беседами с близкими друзьями. Когда она рассматривает себя в зеркале, ее охватывает горькие сожаления о бесполезности своей красоты, на пороге тридцатилетия достигшей полного расцвета. «Трудно передать словами все очарование императрицы, – пишет саксонский министр Розенцвайг. – У нее необычайно тонкие и изящные черты лица, греческий профиль, большие голубые глаза и чудеснейшие пепельные волосы. Весь ее облик дышит грацией и величавостью; походка ее воздушна. Короче, это одна из прекраснейших в мире женщин». Граф Головкин восхищается «ее тактом, проницательностью, знанием человеческого сердца» и добавляет: она очень несчастна. «Ее дети умерли, – пишет он, – супруг ею пренебрегает, со своей семьей она разлучена навсегда. Двор видит ее редко, нация не питает к ней привязанности, ее жизнь лишена смысла». Тонкий наблюдатель Жозеф де Местр заключает: «Ни у кого нет права судить, кто из супругов виновен. Они и сами не могли бы сказать, кто провинился первым. А пока любовница здесь, добрая, красивая, ловкая, во всеоружии своих чар и с той властью привычки, которую создают узы несчастные и предосудительные, но естественные, – их-то и нет у другой стороны».

Кроткая и сдержанная Елизавета все больше разочаровывает любителей придворных празднеств. Блеск и величие монархии поддерживает не правящая чета, ведущая однообразный образ жизни, а императрица-мать Мария Федоровна. После смерти супруга она надеялась править страной с согласия сына, но сын ускользнул из-под ее опеки, и ей приходится довольствоваться закулисными интригами. Благодаря благосклонности Александра она продолжает играть роль царствующей императрицы, заведует всеми благотворительными учреждениями, возглавляет ссудный банк, владеет прядильной фабрикой и располагает годовым доходом в миллион рублей. Эта значительная рента позволяет ей жить по-царски, ее личный двор затмевает императорский. Император выезжает в коляске, запряженной парой лошадей, императрица-мать – в карете, запряженной шестеркой, в сопровождении гусар и пажей. Продолжая традиции Екатерины II, она присутствует на парадах, облачившись в военный мундир, украшенный орденской лентой. Ее приемы, где она появляется в роскошных туалетах в окружении фрейлин и камергеров, своей элегантностью и веселостью разительно контрастируют с унылыми официальными приемами ее сына и невестки. «Все ее апартаменты были роскошно и с большим вкусом убраны, – пишет Штединг. – На балах всегда царила самая искренняя веселость, сочетавшаяся с царственным великолепием и достоинством. Ужин сервировали на восемнадцать персон. После ужина долго танцевали». А Савари посылает Талейрану подробное сообщение: «Придворный церемониал и этикет соблюдается императрицей-матерью… Во время публичных церемоний Мария Федоровна опирается на руку императора: императрица Елизавета идет позади и одна. Я видел войска под ружьем и царя верхом, ожидавших прибытия его матери. За любое назначение, за каждую милость являются благодарить ее и поцеловать ей руку, хотя бы она не принимала в этом никакого участия; ни о чем подобном не докладывают императрице Елизавете – это не принято. Петербургская знать считает своим долгом показываться на приемах императрицы-матери по крайней мере раз в две недели. Елизавета почти там не бывает, а император обедает три раза в неделю и нередко остается ночевать».

Вполне сознавая силу своего влияния на окружение Александра, императрица-мать пытается оказывать давление и на политику сына. В спорах с ним она надменна и категорична – он любезен и уклончив. Иногда ей удается в чем-нибудь убедить его, например отстранить Чарторыйского, но чаще она наталкивается на стену, например в вопросе о злосчастном союзе с Пруссией. Для Александра соблюдать верность этому союзу – дело чести. Его мать, несмотря на свое немецкое происхождение и поклонение Фридриху Великому, этому союзу враждебна. Но особенно резко она протестует против сближения с «корсиканским выскочкой». Очень скоро ее двор становится очагом яростной антинаполеоновской оппозиции, где бурлит критика в адрес императора. Елизавета неприятно поражена, что кампания систематического очернения Александра ведется ее свекровью. 29 августа 1807 года она пишет: «Императрица как мать должна была бы поддерживать сына, защищать его интересы, а она из причуды, из самолюбия (конечно, не по какой-либо другой причине, потому что дурные побуждения ей чужды) уподобилась вождю фронды; все недовольные, а их число велико, сплачиваются вокруг нее, превозносят ее до небес, и никогда еще она не привлекала в Павловск столько народу, как в этом году. Я не могу выразить, до какой степени это меня возмущает». Разумеется, Елизавета и сама не питает никакой симпатии к императору французов, околдовавшему «магическими чарами» ее супруга, но она понимает, что нужно, подавив отвращение, укреплять «необходимый стране мир». Ее слабый голос тонет в хоре осуждающих этот «мир» голосов.

Лагерь врагов Франции с каждым днем приобретает новых сторонников. Генерал Савари, появившись на одном светском собрании, встречает ледяной прием: в глазах русского общества он – «палач герцога Энгиенского», по его приказу жертве заранее была вырыта могила, по его команде прозвучал роковой залп. Елизавета пишет матери: «Чем больше император выказывает преданности своему новому союзнику и чем больше отличает Савари, тем громче крики протеста, и это поистине ужасает». Генерал Коленкур, новый посол Франции в Петербурге, встречен еще более неприветливо. Его подозревают не только в убийстве, но и в похищении герцога Энгиенского. По Петербургу распространяются слухи, граничащие с клеветой. Коленкур вынужден оправдываться перед Александром. Он предъявляет документы, приводит неопровержимые доказательства. Царь вежливо отвечает: «Я уже знаю от моих посланников в Германии, что вы не причастны к этому ужасному делу… Мне приятно вам это сказать». Но, обращаясь с Коленкуром с подчеркнутым доброжелательством, он назначает послом в Париже графа Петра Толстого, непримиримого противника союза с Францией.