В Америке - читать онлайн книгу. Автор: Сьюзен Сонтаг cтр.№ 49

— Я обращаюсь лично к той даме, которая приняла столь изящную позу, когда я собралась экспонировать первую пластину, — Марына вновь улыбнулась, — и так обезоруживающе улыбается, когда хочет. Разумеется, большинство не желает улыбаться для портрета. На картинах старых мастеров улыбаются лишь клоуны да шуты. Фотография должна показывать нашу сущность — какими мы стремимся быть, какими хотим, чтобы нас запомнили, то есть уравновешенными.

— Даже собаки улыбаются, миссис Визингтон. Это доказал сам мистер Дарвин.

— Совершенно верно. Но что означает улыбка собаки? Счастлив ли пес? Или просто пытается развеселить хозяина? Может, он притворяется.

— А что означает улыбка людей? — спросил Рышард. — Может, мы все притворяемся.

— Мне кажется, — начала Ванда, — что мы…

— Ванда, помолчи, — перебил Юлиан. — Прошу тебя.

— А если напрячь мышцы и удерживать улыбку на лице, ведь камера не может снимать вот так, — она щелкнула пальцами, — то получится фальшивое выражение или что-то похуже. Когда проявится негатив, фотограф может обнаружить, что человек не улыбается, а готов расплакаться.

— Или то и другое вместе, — вставила Марына.

— Вы, наверное, часто позировали фотографу?

Марына кивнула.

— Я так и подумала. Перед тем как я снимала крышку с объектива, вы слегка приподнимали брови, отчего овал лица удлинялся. Мне нравится, когда люди знают, что делают. Вы когда-нибудь выступали на сцене?

— Да, миссис Визингтон.

— Но ручаюсь, что вы не исполняли комических номеров, миссис Зава… Завен… Извините, никакие могу выговорить ваши польские фамилии. Наверняка вы были величавой и серьезной, и когда улыбались, то люди воспринимали это как личный дар. Я тоже это чувствую, когда вы улыбаетесь мне.

— Вы весьма проницательны, миссис Визингтон. Вы часто ходите в театр?

— Ну что вы, в Айон-Сити нет никаких театров! Даже в те времена, когда он был приисковым лагерем (Айон-Сити еще не существовало, а золотоискатели называли его Клоповником или Выживи-соседа), этот городок не отличался особым богатством. Но я приехала туда лишь двадцать пять лет назад из Нью-Йорка, где ходила на все спектакли и где у меня были любимые актеры и альбомы с кучей газетных вырезок. Мне казалось, я буду скучать по всей этой жизни, когда мой муж услышал сладостный зов золота, и я поехала с ним в Калифорнию. Но после того, как он погиб — бедняга упал со скалы, — я решила овладеть гелиографическим искусством. Большой спрос тогда был на снимки мужчин, которые показывали пригоршни золотых самородков или столбили участки. И все удивлялись, что женщина занялась фотографией, более того — стала бродячим фотографом и таскала с собой все эти тяжеленные ящики. Но я была сильной, — на самом деле, мне хотелось быть землемером, но женщинам еще не разрешают этим заниматься. Так вот, я вовсе не скучала по своим спектаклям. Люблю, когда люди остаются самими собой, потому что иначе не умеют. Я расскажу вам об одной женщине, которую недавно сфотографировала и которая, благодаря своей необычной судьбе, прямо-таки слилась с ландшафтом. — Миссис Визингтон огляделась. — А вы давно в Калифорнии?

— Уже полгода, — ответил Богдан.

— И за все это время никто не говорил вам о замечательной женщине по имени Эулалия Перес де Гильен? Нет? Но ее же все знают! Когда-то она владела той землей, где сейчас находится Пасадена, но известна не этим. Дело в том, что в декабре прошлого года ей исполнился сто сорок один год. Да-да! Живет она в долине Сан-Габриэль со своей правнучкой, поскольку все ее дети и внуки давным-давно умерли, но чего же вы хотели — ведь она появилась на свет в 1735 году! В этой долине она родилась и вернулась туда, чтобы служить в миссионерской церкви, где служила еще девочкой сто двадцать пять лет назад. В прошлом месяце я сделала с нее прекрасный амбротип в миссионерском саду. Можете ее себе представить? Маленькая, сгорбленная и беззубая, вся сморщенная и почти лысая — вы, наверное, думаете, что в своем возрасте она должна походить на кустик в старом саду? Но на самом деле она оказалась беспокойной, как теленок, и даже не могла принять серьезного вида, с которым люди обычно позируют перед камерой. Я не удержалась и сфотографировала ее добродушную улыбку.

— Quelle horreur! [55] — воскликнул Богдан.

— Да она просто не хочет умирать, — сказал Рышард.

— Это должно нас воодушевлять, — произнесла миссис Визингтон, допив рюмку. — Ну что ж, мне пора. Надеюсь через несколько дней добраться до Палм-Спрингс, а оттуда — в пустыню, поснимать валуны, после чего меня ждут в Лос-Анджелесе. Там у моего коллеги есть студия, в которой я сделаю отпечатки и наклею их на картон. Я буду снова проезжать через Анахайм недели через три, и если вам не понравится снимок, можете не платить за него. Но он вам наверняка понравится. У всех вас такие интересные лица!

— Вы когда-нибудь видели что-либо подобное? — сказал Рышард. — Только в Америке можно встретить женщину, которая считает, что женский пол ничем не отличается от мужского, и всю свою жизнь отдает распоряжения другим людям. Да она просто мужчина! Эти рыжие волосы, мужская шляпа, кольт в кобуре, виски по утрам и все эти громогласные заявления — чудесно, чудесно!

— Она мне понравилась, — сказала Марына. — Бесстрашная женщина.

— А мне понравилась история о женщине, родившейся в 1735 году, — сказала Барбара.

— Хотелось бы увидеть свидетельство о рождении, — возразил Юлиан. — Я не верю ни единому ее слову. Люди столько не живут.

— Мама, как ты думаешь…

Марына потянулась к Петру и посадила его себе на колени.

— Возможно, она неплохой фотограф, — предположил Рышард.

— …и, несомненно, великолепная натура, — добавил Якуб. — Я с удовольствием нарисовал бы ее портрет, но такие люди, как она, не могут усидеть на месте.

— Ну что вы! — сказал Циприан, подражая гнусавому выговору старухи. — Я не люблю позировать. Я очень беспокойный человек.

Марына рассмеялась.

— Мне бы так хотелось иметь фотографию девочек, — сказала Данута, — на которой они еще маленькие.

Фотосъемка перенесла всех в будущее, где молодость их станет лишь воспоминанием. Фотография служила доказательством (Марына отошлет один из заказанных снимков матери, другой — Хенрику, а третий — сестре Богдана), доказательством того, что они действительно были здесь и вели новую героическую жизнь; для них же самих она превратится когда-нибудь в воспоминание о трудном, бурном начале этой жизни или, если затея не увенчается успехом (за полгода, проведенных на этой новой Брук-Фарм, колония растратила 15 000 долларов и не получила почти никакого дохода), об их неудавшейся попытке.

— А вдруг меня шокирует моя фотография? — сказала Марына Богдану, когда они остались вдвоем. — С тех пор, как мне больше не нужно заботиться о своей внешности, я о ней и не задумываюсь.