Дело было так - читать онлайн книгу. Автор: Меир Шалев cтр.№ 47

— Авигайль, — сказал я, — ты делаешь успехи, но ты и твоя мама все еще на втором месте, и с очень большим отрывом. Моя бабушка моет стены и кладет на каждую ручку двери или окна маленькую тряпку, чтобы их не коснулись грязными пальцами.

— Моя мама, — сказала Авигайль, — опрыскивает и дезинфицирует душевую после каждого употребления.

Я рассмеялся.

— У вас принимают душ в душевой? У моей бабушки это запрещено. У нас есть шланг на стене коровника, и это и есть наш шикарный душ, если позволишь мне добавить.

— Моя мама, — сказала она, — все еще ездит в «бьюике» пятидесятых годов, но свой пылесос она меняет каждый год, потому что новая модель, возможно, высосет еще три пылинки из ковра.

— Авигайль, — сказал я, — только любовь и сострадание, которые я питаю к тебе, не позволяли мне поднимать вопрос о пылесосе. Но коль скоро ты сама его подняла, да будет тебе известно, что у моей бабушки тоже есть пылесос.

— Ну и что? — удивилась Авигайль, в смысле: «Ну и что тут такого? У многих людей есть пылесос. Для этого не надо иметь манию чистоты».

— У нее есть пылесос, но она им не пользуется, — объяснил я.

— Потому что он плохо работает?

— Хуже того. Она им не пользуется, потому что от этого в нем собирается грязь.

— Что?!

— То, что ты слышишь. Потому что, работая, он собирает пыль и грязь, а тогда приходится чистить и его тоже.

— Ты победил, — сказала она.

— И кстати, по поводу шикарного душа в коровнике, — сказал я. — Тебе тоже предстоит воспользоваться им сегодня вечером. Все коровы будут подглядывать, и я тоже приду посмотреть.

Солнце клонилось к закату. Мы подошли к бабушкиному дому. Я объяснил Авигайль, что через переднюю дверь заходить нельзя. Мы пошли вокруг дома к задней двери, и я объяснил ей, что сходить с мощеной дорожки на землю тоже нельзя, потому что можно занести в дом грязь. Мы подошли к задней двери, и я объяснил ей, что просто открыть и войти в дом тоже запрещается, а потом позвал снаружи: «Бабушка… Бабушка…»

Она вышла с сияющим лицом.

— Как хорошо, что ты приехал, — сказала она, а ее глаза тем временем уже разглядывали мою новую подругу. Я расцеловал бабушку в обе щеки, зная, что ей это очень нравится. К тому времени я уже не был взрослеющим подростком, и наши отношения с ней снова наладились. Мы сели втроем на «платформе». Она сразу объявила, что я снова спал с лица, но сказала, что на этот раз у нее, к сожалению, нет сметаны, чтобы накормить меня, как следует быть, и тут же пожаловалась на Менахема, который поспорил с ней о чем-то и поэтому не отделил для нее сметану в сепараторе. Отсюда она немедленно перешла к другим жалобам. Дедушка опять убежал ей к Бене и вот уже несколько дней прячется там, Яир без предупреждения уехал ей в Хайфу, а ведь она ему говорила, что нужно кое-что оттуда привезти, Батшева слишком редко навещает ее, а Батия — «надо же, именно Батия, твоя мама» — поехала в Ханиту к этому отвратительному Итамару.

— Бабушка, — сказал я, — я сделал, как ты мне велела, я приехал к тебе со своей новой подругой, а ты даже не спрашиваешь, как ее зовут. Познакомься — ее зовут Авигайль, она из Америки, она не говорит на иврите, и наши семейные дела ее не интересуют.

— Из Америки… — сказала бабушка уважительно. Вздохнула и поднялась со стула. Я увидел, что она хромает. Ее маленькое крепкое тело ослабело.

— Поужинаем и поговорим немного, — сказала она. — Потом я приготовлю вам лежанку.

Свою «лежанку» бабушка, как я уже рассказывал, употребляла в том же смысле, что библейское «ложе», вкладывая в нее те соблазнительные значения, которые это слово имеет в библейском иврите, и, хотя Авигайль понятия не имела обо всех этих, порой не очень целомудренных, значениях, она поняла, зачем бабушка встала, и, торопливо сказав по-английски: «Я помогу вам», — поднялась тоже.

— Ноу, плиз, сит, — произнесла бабушка три из девяти известных ей английских слов, большинство которых она помнила с тех давних дней, когда британские солдаты приходили со своего аэродрома в мошав и она, в нарушение всех принципов мошавного движения, продавала им сыр, который, кстати говоря, делала замечательно. Остальные шесть знакомых ей английских слов были уан, ту, три, стоп, свипер и йес.

Она повернулась ко мне:

— Переведи ей, пожалуйста. Скажи, что не нужно.

— В данный момент ей не нужна помощь, — сказал я Авигайль, — но если ты ей понравишься, завтра ты сможешь помочь ей в уборке.

Бабушка Тоня приготовила нам ужин, простой и замечательный деревенский ужин: нарезала в миску вареную холодную картошку, четвертушки крутых яиц, редьку и лук и полила все это легким кисловатым соусом. В другой тарелке лежали ломтики огурца и помидора. Потом она нарезала нам хлеб, прижимая буханку к груди, и вынула из холодильника коронное блюдо — свою знаменитую маринованную селедку, плавающую в масле с каплей уксуса и с английским перцем в обществе многочисленных кружочков лука и двух лавровых листков.

Ее маленькое тело двигалось между столом и плитой, и все в ней, я это видел и чувствовал, было изломано и искривлено, болело и стонало. Пальцы — от постоянного выкручивания тряпок, от чистки и дойки. Ноги — от постоянной погони за мужем и за любым приработком. Спина — от старости и тяжестей, от бремени лет и трудов. Но, несмотря на слабость и боли в суставах, на которые она тоже пожаловалась, настроение у нее было хорошее.

— Он, — обратилась она к Авигайль, приготовив ужин, — этот его замечательный дедушка, которого все жалеют, каждый раз исчезал мне в дом отдыха или находил себе какое-нибудь другое приятное занятие, а я держала все хозяйство на своих плечах. Теперь скажи ей, пожалуйста, по-английски все, что я тебе тут сказала.

Я перевел Авигайль все слова бабушки, и она сочувственно покачала головой. Меня это не удивило. Я всегда знал, что нет лучшего способа для эффективного ухаживания, чем познакомить объект ухаживания с моей мамой или с бабушкой, которые наверняка очаруют ее, каждая на свой лад.

— Бабушка, — сказал я, — большое спасибо за ужин. Было очень вкусно.

— Я вижу, — сказала она. — Но если бы твои дядья отделили для меня сметану, и ты, и еда выглядели бы еще лучше. Но я вижу, что селедка тебе помогла, и, как видно, твоя подруга тоже.

И попросила:

— Скажи ей то, что ты сейчас сказал мне, и объясни, что обычно ты не делаешь мне комплименты за еду.

— Это потому, что обычно ты не кормишь меня так вкусно, — сказал я. — На этот раз я, видно, привел такую подругу, которая тебе действительно нравится, и ты решила постараться в ее честь.

По правде говоря, бабушка Тоня подала на стол одно из двух своих коронных блюд, потому что вообще-то поварихой она была довольно средней. У нее было неплохое жаркое и великолепные варенье и пирог из слив, о которых я уже упоминал раньше. Но самые лучшие ее блюда не требовали настоящей варки, и их большое преимущество состояло в том, что все эти блюда можно было готовить вне кухни, не пачкая плиту и кухонный стол. Одним был тот белый хлеб, который она пекла на праздник Песах, а другим — селедка и вареная картошка с крутыми яйцами, редькой и луком, которые она подала нам сейчас.