– Ну, когда очищусь?
– Эка, что захотел! – отвечал Алешка. – Сразу так не делается. Погоди еще маненечко!
Наутро проснулся грешник в одном исподнем в канаве – даже сапоги его были сняты. Кинулся на базар – там плут на гармошке наигрывал.
Алешка, как ни в чем не бывало, ему подмигивал:
– Сдержал я слово! Да ты, дядя, нынче чист полностью, даже сапоги твои заложены!
Завыл тот, набежала милиция. Нашлись и свидетели:
– Ловите, ловите того гармониста, за хлопки играющего – золотыми оказываются те хлопки. Оплачиваем своими слезами его частушки!
Щедро наградили его тумаками, угостили и прикладами и волокли на допрос:
– Будет тебе нынче праздник, как предстанешь перед Самим! Небо с овчинку тебе, вору, покажется!
Взмолился плут:
– Кто такой Сам, коли им так пугаете? Не в пору ли мне готовиться к смерти?
Ему отвечали, ссужая подзатыльниками:
– Суров наш начальник, грозен, он рассудит, как с тобой, вором, поступать по справедливости. Прикажет повесить – вздернем играючи. А, может, помилует – считай, родился ты тогда в рубашке.
Горько пожалел обманщик:
– Зря сбежал я от монаха! Один из чекистов сказал:
– Ты, вроде, на гармошечке наигрываешь? Любит наш комиссар гармошку. Был у него, сказывают, товарищ – бойкий гармонист – он по своему другу сильно сокрушается, слезы льет – сумеешь его разжалобить, может, тебя и помилует.
Привели пойманного в бывший господский дом, где проживал начальник. Алешка все расспрашивал:
– Скажите, каков он из себя? Не богатырского роста? А то возьмет одной ладонью, а другой и прихлопнет. Раздавит своими сапожищами, как давят запечных тараканов!
Караул на то только подсмеивался.
Совсем плут понурился, зная – не стоит шутить с комиссарами, не разбирают чекисты прибауток да россказней. И ввели тогда вора к Самому. Был грозный начальник вовсе маленького роста, щеголял в кожаной тужурке, в папахе, с шашкою. Алешку к нему подталкивали: «Вот каков он, Телентий Иванович! Трепещи, в ноги кланяйся!»
Плут же несказанно обрадовался. Бросился обманщик к тому комиссару и так вопил во все горло:
– Жив, жив дружок мой ласковый, потерянный товарищ!
Зашумели чекисты:
– Как он смеет обнимать начальника? Сам же Теля, позабыв важность, спешил навстречу, полились его восторженные слезы. Плут, обнимая дружка, так раздумывал: «Далеко залетел мой помощник! Видно, большая нынче потребность в дураках!» И наказывал Теля караулу:
– Поднесите водки с закуской да оставьте нас с товарищем!
Остались они вдвоем, взялись попивать. Позавидовал Алешка глупому:
– Видно по тебе – сладка комиссарская власть! Ан, не выпишешь и мне мандата? Не справишь, Теля, справочку? Хочу и я покомиссарствовать. Набрала новая власть себе дураков, отчего ей не взять и пересмешников?
Велел дурак ни в чем другу своему не отказывать. Тотчас повели плута по складам, выискивая ему сапоги с тужуркой да фуражку со звездою.
8
Явился новый комиссар в глухую деревню.
Набежали мужики и бабы:
– Кто ты? Откуда?
– А то не видите? Встречайте, лапотные, свою власть! Подавайте избу с полатями да кринку молока, да чашку сметаны!
Проводили его в лучшую избу – были там полати с овчиной, поставили кринки с молоком и сметаной. Макал плут хлеб в те кринки, текла по щекам сметана, растянулся он на полатях: «Славно на Руси комиссарствовать».
И захрапел.
Но не долго пришлось ему пробавляться сном. Явились наутро жители, прилепились, как репейники:
– Ты, мил человек, новая власть, давай, налаживай нам жизнь! Опостылело нам прежнее житье при царях, помещиках. Хотим немедля счастья!
Плут сказал, почесав в затылке:
– Вот вам указ – пусть будут общими козы с коровами, овцы с баранами, плетни с огородами, горшки да ухваты, печи да погреба. Свезите-ка во двор моей избы все имущество!
И вновь повалился на полати, взялся чавкать сметаной.
Заголосили бабы – с каждой тряпкой горестно было им прощаться. Однако мужья на них цыкнули:
– Полно жалеть ломаные лавки! Полно печалиться о пустых горшках!
Взялись свозить во двор добро – дня не прошло, навели коров, пинками подгоняли упрямых коз, гнали блеющих овец, волокли собак и кошек и несли жалкие пожитки, отбиваясь от безутешных жен. Сложив и пригнав все, звали плута. И так сказали:
– Вот, все собрали, как велено. Но что-то не чуем счастья!
Алешка не долго думал:
– Тащите теперь в общий котел все, что полезет в рот, – муку ли, хлеба или меда – сообща вам добром владеть, сообща и питаться будете.
Еще громче завыли бабы. На них мужья крикнули:
– Делайте, дуры, что велено. И взялись скрести по сусекам, бросились по погребам, по амбарам, и то, что не вымела война, вымели. Развели во дворе костер и выставили преогромный котел. Собрались возле того котла с ложками.
Когда каша кончилась, бросились к начальнику, приставали да спрашивали:
– Что-то к нам не пожаловало счастье! Чего еще, может, надобно?
Алешка, оторванный от кринок, взъярился:
– Вот вам третье поручение. С этого дня объявляю всех ваших баб общими – кто захочет, может сходиться с каждой. Какое без баб полное счастье? Веди-ка жен во двор!
Тогда одни закричали:
– Правильно!
Другие сильно тому воспротивились. Поднялся по всей деревне бабский крик. Многие мужья, опечалясь, успокаивали своих жен:
– Вот на сей раз обещал комиссар полное счастье!
Привели баб и девок и приступили делить. Сделались шум да гомон между самими мужиками – никто не хотел рябую да старую, но все пожелали румяных и грудастых. Озлобились спорщики и были готовы, засучив рукава, схватиться стенка на стенку. Их плут успокоил, сдвинув набок фуражку, оправляя гимнастерку, подкручивая усы:
– Сам я займусь распределением.
Тотчас сунулся к бабам Алешка, схватился выбирать себе лебедушку. Взревели тогда немногие верные мужья:
– Что же это, братцы, за счастье, коли отдадим своих жен и дочерей косорылым соседям?
Те же, у кого были сварливые бабы, дружно отвечали:
– Отчего нам при новой власти женушками вашими не попользоваться? А вы забирайте наших – отдаем их с радостью.
Плут тем временем лез под женские юбки. Схватились верные мужья за колья:
– Не надобно нам такого счастья. Хотим в прежнем горе пребывать с любимыми женушками.