Клеймо - читать онлайн книгу. Автор: Решад Нури Гюнтекин cтр.№ 22

Аристиди-эфенди при этом сделал выразительный жест рукой, - мол, "считать не пересчитать".

- Все мы люди. Такими уж нас создал отец господь. Ничего не поделаешь. Как глаза увидят что-нибудь привлекательное, так руки сами и тянутся.

Аристиди-эфенди показал пальцем в окно. На крыше противоположного дома кошка тащила огромную кость.

- Вон, видишь, кошка стащила где-то кость. А что ей прикажете делать? Умирать с голоду? За то, что она украла кость, мы должны её на тот свет отправить? Ни в коем случае! Если удастся догнать, наподдадим как следует, - и хватит с неё.

Не зная, что ответить, я в растерянности смотрел на пожилого торговца. Кто он? Философ, который, понимая слабости и несовершенства рода человеческого, из сострадания к людям готов простить им все грехи? Или же просто циник?

Аристиди-эфенди выспросил у меня все подробности. Его очень удивило, что домашнего учителя могли оставить ночевать; а то, что хозяин хранил деньги в ящике стола, вообще не укладывалось у него в голове.

- Я прячу деньги так, чтобы даже сыновья мои не знали, где они лежат. И отец мой так же делал, - признался он.

Воруют все, если представляется возможность, говорил он убежденно, воруют в частных домах, воруют у государства. Главное - не вводить человека во грех, не дать ему возможности украсть. Поэтому, по зрелому убеждению купца, виноват не тот, кто ворует, а тот, кто позволяет красть.

Скрытый смысл всех его рассуждений я понял очень скоро, когда он стал наставлять меня, объясняя, что за работу предстоит мне выполнять. Моей основной обязанностью было вызволять из таможни различные товары. Для этого мне следовало, прежде всего, установить хорошие отношения с таможенниками. Аристиди-эфенди рассказал мне, как сбывают негодные товары, как уничтожают застрахованные ценные грузы, привозимые по железной дороге или пароходом, как проделывают многие другие мошеннические операции.

- Ты, конечно, ещё молод, - заключил он, переходя на "ты", - но присмотришься как следует, быстро натореешь. Хорошо поработаешь - хорошие комиссионные получишь, в кармане всегда будут денежки.

Свои советы и наставления он выкладывал, нисколько не стесняясь, не допуская даже мысли, что может меня обидеть или оскорбить. Он разговаривал со мной откровенно. А с какой стати ему было церемониться? Таиться от какого-то жалкого воришки, который отсидел шесть месяцев в тюрьме?.

И только тогда я начал вдруг понимать, что для Аристиди-эфенди, который, наверное, рассчитывал встретить честного человека, было приятным сюрпризом увидеть перед собой начинающего жулика.

Возмутиться и оборвать его я не посмел - храбрости у меня не хватало. И от предложения торговца тоже не смог отказаться.

- Хорошо, я зайду к вам завтра, - промямлил я, прежде чем покинуть контору.

Этот, казалось бы, незначительный эпизод так подействовал на меня, что я долго не мог успокоиться. И хотя это была всего лишь моя первая попытка устроиться на работу, после этого случая я вовсе потерял надежду найти честный заработок. Меня окружают воры, мошенники и разбойники, - так думал я. Всё внутри у меня клокотало. Неужели и я, рано или поздно, должен стать таким же?

Однажды утром, когда я читал у себя в комнате газету, моё внимание привлёк какой-то необычный шум на улице. В соседних домах открывались одно за другим окна, раздавались возбуждённые голоса. Не удержавшись, я выглянул в окно. На углу, у бакалейной лавки, собралась толпа.

Полицейский безуспешно пытался её разогнать. На тротуаре, перед магазином, ночной сторож, жестикулируя, что-то рассказывал окружившим его женщинам.

Высунувшись из окна, я спросил у хозяйки дома, - она мыла парадную лестницу, - что там случилось.

Она посмотрела на меня и ответила:

- В лавке у бакалейщика, говорят, вор побывал. Я почувствовал, как моё сердце вдруг учащённо забилось.

- А вора поймали, мадам? - спросил я.

- Поймаешь его! - ответила она, сделав рукой, неопределённый жест.

Я закрыл окно, взял в руки газету, но читать уже не мог. Ко мне вернулся страх. Червь мнительности уже точил мою душу.

Этой ночью я вернулся поздно. Хозяйка дома об этом знает. А может быть, заметил и кто-нибудь из соседей. Полиция, безусловно, начнёт искать вора в нашем квартале. Проведёт расследование и, узнав, что я вор, вышедший недавно из тюрьмы, конечно, заподозрит меня. Разве не так? Я безуспешно пытался унять мучившее меня беспокойство, - всё было напрасно. Я не находил себе места. Наконец, не выдержав, выбежал из комнаты, хотя и собирался весь день провести дома.

Я пошёл к Джелялю. У него в этот день не было никаких дел. Я долго сидел напротив него, не решаясь заговорить. Мне хотелось рассказать ему обо всех своих тревогах, но было почему-то совестно, - я так и не собрался с духом.

Стояла великолепная погода. Джеляль предложил после работы прогуляться до памятника Свободы. Но я, сославшись на усталость, предпочёл вернуться домой, пока ещё не стемнело. По дороге мне всё казалось, что прохожие смотрят на меня с подозрением.

Моя хозяйка сидела перед дверьми и вязала чулок. Я остановился около неё, сказал несколько ничего не значащих слов о погоде, потом, будто ненароком, спросил:

- Да, мадам, скажите, а что, поймали вора? Пожилая женщина покачала головой, давая понять, что нет, и продолжала считать петли. Наконец, сосчитав, она удостоила меня взглядом и сказала:

- Вас из участка разыскивали. Недавно полицейский приходил, спрашивал.

Сомневаться больше не приходилось: всё было именно так, как я и предполагал.

- Хорошо, мадам. Сейчас пойду, - покорно ответил я. Шагая по пустынной тёмной улице к полицейскому участку, я чувствовал себя жалким и беспомощным. И хотя я не знал за собой никакой вины, мне было ужасно стыдно даже перед самим собой.

Надежды у меня больше не было. Теперь я навсегда обречён чувствовать своё ничтожество. Всю жизнь мне придётся таскаться по полицейским участкам и судам, кочевать из одной тюрьмы в другую. И каждый меня может подозревать, оскорблять, презирать.

В тот вечер, по дороге в полицейский участок, я сделал удивительное открытие: всего лишь десять месяцев назад я был совсем другим человеком.

Когда меня вели из участка в суд, а потом из суда в тюрьму, я не чувствовал никакого стыда. Теперь мне было просто непонятно, как смог я перенести весь этот позор. Перед этими заведениями я испытывал всё возрастающий страх, который, видимо, прочно укоренился в моей душе.

* * *

Когда я вошёл в участок, полицейский комиссар разбирался с каким-то пьяницей, избившим жену.

- Прошу вас, эфенди, присаживайтесь, вам придётся немного подождать, - сказал он мне, показывая на стул.

Разбирательство продолжалось минут двадцать. Полицейский по-отечески журил пьяницу и его жену, стыдил их, а иной раз пускал в ход и угрозы, наконец, отправил их с миром домой.