Возвращение Фабрицио - читать онлайн книгу. Автор: Марк Фруткин cтр.№ 34

Монах-иеронимит был из тех опоздавших, что просили о беседе с адвокатом после окончания официального опроса. Монсеньор Аркенти решил провести эти запоздалые беседы, поскольку понимал, что далек от окончательного решения о качествах и святости Фабрицио Камбьяти. Он знал, что между кандидатом и герцогиней существовали какие-то отношения, но должен был выяснить все точно, получить доказательство. Аркенти не удалось выманить признание у Элеттры, оказавшейся упрямой, в точности как ее прабабка.

По левую руку адвоката скрипел пером писарь, перед ними сидел Дон Аттилио. Голова его была запрокинута, казалось, череп вот-вот оторвется и скатится вниз по спине. Он смотрел на что-то, находящееся в шести дюймах над головой адвоката.

Можно было подумать, что такую осанку, такую позу должен иметь человек, преисполненный светом и радостью высших миров, небес и райских кущ, обладающий помыслами возвышенными благодаря созерцанию горней мудрости и небесных светил. Не таков был Аттилио Бодини. На самом деле все оказалось наоборот, в противоположность тому, чего люди ожидали от человека с подобной осанкой. В городе Кремоне он был известен как человек, который всегда предполагает худшее, вечно твердит о Страшном суде и с радостью разносит слухи о грядущем конце света. Знали также, что он усердно трудится в церкви Святого Сигизмунда над огромной фреской, изображающей Апокалипсис. Работа шла шесть лет и была почти закончена. В городе поговаривали, что результат поразит всех. К тому же Бодини был сплетником, всегда скверно отзывался о людях, никому не сказал ни одного доброго слова.

Адвокат задал вопросы из основного списка, узнал немногое и спросил:

— А теперь скажите, зачем вы на самом деле пришли?

— Ваше высокопреосвященство, если хотите знать, я считаю, он не был святым, этот Камбьяти.

— Почему же вы так считаете?

— Дед рассказывал, что часто видел, как любезный падре вечерами выпивал в таверне со своими дружками.

— Дружки, говорите?

— Скрипичный мастер и помощник священника. Кажется, его звали Омеро.

— Вам известно, выпивал ли кандидат сверх меры или творил что-то дурное, будучи пьяным?

— Дед не говорил. Но водить компанию с развратником Омеро уже грех. Этот человечишка был творением дьявола. Говорят, он щупал в церкви мою бабку, когда та ждала исповедника. Мой дед, узнав об этом, пошел в дом священника, чтобы отомстить. Но Камбьяти умел заговаривать зубы и переубедил его. Думаю, он также изрядно заплатил деду серебром, чтобы отвести его нож от глотки своего помощника. Этого наглеца Омеро и в городских борделях отлично знали.

— А как это дошло до вашего дедушки?

— Не знаю.

— Понятно.

Падре Бодини замолчал, боясь, что его важным новостям не верят. Писарь Анджело замер в ожидании, отчего тишина стала глубже. Его перо зависло над пергаментом.

Адвокат дьявола понимал, что должен как-то спасти положение. Он хотел, чтобы Аттилио говорил. Аркенти знал, что должен выжать каждую подробность из памяти опрашиваемых, если хочет приподнять завесу, которую люди обычно опускают над жизнью и деяниями своих предков. Он знал, что иногда собеседники говорят с ним совсем иначе, чем говорили бы с друзьями и соседями. Ведь он священник из Рима, иезуит, адвокат на службе у Папы, чужак. Аркенти решил, что можно в качестве наживки сменить тему.

— Вы видели актеров на площади в прошлую субботу?

— Да. Скверное зрелище. Актеры хуже ослов или свиней. Такая грязь и безнравственность прямо у дверей собора. Позор! Актеров нужно запретить.

— Хм. — Монсеньор Аркенти снова сменил направление беседы, изображая неосведомленность. — Вы ведь пишете фрески, верно? Я слышал, вы работаете в церкви Святого Сигизмунда.

— Пишу там фреску. Вам знакома эта церковь?

— Да, конечно. Внутри я не был, но мимо проходил. Что же за сцену вы пишете?

— Страшный суд.

— Откровение Иоанна Богослова?

— Да. Проклятых я изобразил с лицами наших горожан, их рты разинуты от изумления. Они еще не знают, что им суждены муки адовы, но знают — грядет нечто ужасное. Чувствуют, что ветер дует в их сторону.

— Изобразить такую сцену в самом деле непросто.

— Я шесть лет над ней работаю. Скоро закончу. Я точно знаю, что, когда покажу фреску приходскому священнику и его приходу проклятых, они увидят самих себя и потребуют, чтобы я тут же ее закрасил.

— Она настолько ужасна?

— Да. Ночной кошмар о неведомом страхе. Они не вынесут ее неприкрашенной правды.

— Вы жесткий человек.

— У отца научился.

— И не было матери, которая смягчила бы удар?

— Отец научился от матери.

Адвокат кивнул:

— Предлагаю вернуться к нашему предмету обсуждения. Не припомните ли, ваш дед или другие престарелые родственники говорили про Фабрицио Камбьяти что-нибудь еще кроме уже сказанного?

— Только то, что у него было рыбье сердце, слишком мягкое и уступчивое. Говорили, когда он шел по улицам, его глаза постоянно слезились, так он страдал, видя, что творится в мире и в людских душах. Я, в отличие от Камбьяти, считаю, что грех исчезает, лишь если его сокрушить и уничтожить. Вы не согласны, ваше высокопреосвященство?

Монсеньор Аркенти смотрел в глаза, глядящие снизу вверх на запрокинутой голове.

— Иногда требуется жесткость, а иногда в душу можно проникнуть только мягкостью.

— Не могу согласиться. Всегда есть лжецы, ждущие случая воспользоваться мягкостью. Всегда.

Иезуит замолчал и на секунду задумался, разглядывая свою руку.

— Спасибо, падре Бодини. Я пошлю за вами, если потребуется задать еще вопросы. И конечно, если вспомните что-то еще, что угодно, дайте мне знать. Еще раз спасибо.

Иеронимит помедлил.

— На самом деле есть еще кое-что. Во внутреннем дворе монастыря Святой Люции есть картина Камбьяти. Думаю, вы должны внимательно на нее посмотреть. Она многое скажет об этом человеке, если вы не слепой.

— Разве мы проверяем остроту моей интуиции? Почему бы просто не сказать, что в этой картине кажется вам столь любопытным?

— Понятное дело, иезуит, сам адвокат дьявола, нуждается в подсказке, чтобы узреть очевидное. Желаете считать это проверкой, пожалуйста.

Через несколько секунд, когда Бодини выходил, адвокат сказал:

— Возможно, я зайду взглянуть на вашу работу. На ваш Страшный суд.

Монах не обернулся.

— Делайте что хотите, ваше высокопреосвященство. Но если придете смотреть мою картину, я не сочту это милостью. Buon giorno. [17]

Перед уроком латыни адвокат с Элеттрой гуляли по центральной площади. Монсеньор забыл нужную книгу и решил сходить за ней.