Кислород - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Миллер cтр.№ 13

— Ни в коем случае! — заявил водитель, толстый коротышка с безупречными манерами, который, как выяснилось, был родом из города Огбомошо, что в Нигерии, и, судя по тону его голоса, явно разрывался между сочувствием к Ларри и гордостью за экстравагантные запреты своей второй родины.

Ларри кивнул и попытался устроиться поудобнее на пухлом блестящем сиденье, разглядывая проплывающие за окном пустыри, утыканные мотелями, рекламными щитами, мини-маркетами и вагончиками закусочных. Он бывал в этом городе много раз. «Генерал Солнечной долины» в основном снимался на студии где-то в районе улицы Лас-Пальмас, и когда доктор Б. был неотъемлемой частью сценария, его доставляли на съемки в длинном белом лимузине. Но место, где он оказался на этот раз, когда такси свернуло с автострады на Санта-Монику, мегаполис, багровеющий под пологом смога, так и остался для него полной тайной. Слишком яркий, слишком большой, слишком грязный, слишком чужой — возможно, Лос-Анджелес всегда был конечным пунктом его американской одиссеи, фронтиром, которого он так и не смог толком достичь.

Уже десять лет с тех самых пор, как он снялся в своих первых рекламных роликах, когда его теннисная карьера забуксовала, и номер в мировом рейтинге упал до трехзначного, продолжался его роман с этой страной. Он впервые увидел Нью-Йорк, Манхэттен из окна «линкольна» Натана Слейтера, когда в октябрьских сумерках тот вез его в свой офис на семнадцатом этаже, прямо над Медисон-сквер. Тем же вечером в компании двух-трех таких же, как и он, «открытий» Слейтера они отправились в «Палм» в Ист-Сайде поесть омаров. Ларри было двадцать шесть, его заворожили предупредительность Слейтера, сводка бейсбольных новостей по радио (как раз тогда проходил ежегодный чемпионат США по бейсболу), струйки пара, поднимавшиеся из трещин в дорожном полотне, и больше всего — у него даже дух захватило — филигранная красота увенчанных коронами небоскребов (он специально вытягивал шею, чтобы их увидеть).

Для Алисы — и для Алека, наверное, тоже — Культура, Красота и Стиль были понятиями европейскими, или, еще точнее, французскими. Америка ассоциировалась у них с Голливудом, Вегасом и невежеством. С постоянной суматохой и плохой едой. Она была безнадежно вульгарна. Но для Ларри и его друзей Америка была чем-то вроде последнего оставшегося на земле места, где происходили настоящие события, страной, где человек все еще волен был вписать свою жизнь в историю. После уроков они, шестеро подростков, болтались в закусочных «Уимпи» или «Литл шеф», садились друг напротив друга за стол, посреди которого красовался пластмассовый помидор с кетчупом, и попыхивали «Кравен эз» или «Лаки страйком», выкуривая по полсигареты на раз, потом аккуратно вытряхивали пепел и оставляли вторую половину на завтра. Они зачитывались Луи Ламуром, Жаком Керуаком и Хемингуэем. Некоторые, не Ларри, доросли до Мейлера, Апдайка и Рота. По субботам они собирались у кинотеатров «Гоумонт» или «Одеон», одетые в футбольные куртки с эмблемами американских колледжей из бристольских секонд-хендов, торгующих импортом, и добавляли себе лет, чтобы посмотреть, как Клинт Иствуд или Чарльз Бронсон выходят из самых больших на свете машин и вынимают из плащей самые большие на свете пистолеты. На родительских музыкальных центрах с хромированными панелями они слушали Дилана и Хендрикса, Моутаун, Лу Рида, Тома Петти, Заппу, Патти Смит. Пересыпали свою речь американизмами: «круто», «блеск», «супер», вездесущим «мэн». И между ними само собой разумелось, что рано или поздно они поедут туда, поедут на Запад, оседлают «мустангов» и перемигнутся с девушкой в забегаловке, заказывая яичницу; хотя, насколько Ларри знал, он был единственным из своих друзей, кто действительно туда поехал, единственным, кто воплотил в жизнь то, о чем они бредили, будучи подростками.

Он еще не допил свой первый бокал мартини в «Палм» — первый бокал мартини в жизни, — как Англия показалась ему далеким, сумрачным островом, куда ему было незачем возвращаться, ну разве что съездить иногда в «Бруклендз». Прилетел, улетел. Он оказался лицом к лицу с будущим и почти оцепенел от благодарности и обуявшего его оптимизма. На следующий вечер в апартаментах Слейтера в Гринвидж-Виллидж для него началась вечеринка с рослыми красотками и кокаином, которая продолжалась все то время, пока шла рекламная кампания роскошных автомобилей — вроде британских, — и последовала с ним по всей стране, до самой Калифорнии; жемчужное ожерелье поздних и еще более поздних тусовок становилось все длиннее с каждой новой маленькой ролью, и наконец, его карьера достигла своей вершины в роли доктора Барри Кечпоула, сделав его почти известным и почти богатым, хотя, что любопытно, все меньше и меньше удовлетворенным, словно в какой-то роковой час, вспомнить который ему было не суждено, он нарушил закон причины и следствия, и с тех пор чем больше он пил, тем меньше пьянел, и чем больше бывал на тусовках, тем меньше удовольствия получал, и вот однажды утром, выйдя в туман Сан-Франциско, он наткнулся на самого себя — беспечного, как мотылек, женатого на женщине, которая плачет во сне, и отца маленькой девочки, которая за свой недолгий век повидала больше докторов, чем иные нормальные и здоровые люди видят за всю жизнь.

Требовались усилия, чтобы разобраться во всем этом. Его жизнь стойко сопротивлялась попыткам ее понять. Похоже, ему не хватало верного языка или чего там еще нужно в таких случаях — книг, времени, лекарств. Он потерял счет людям, которые предлагали ему пройти курс лечения, называли ему имена своих врачей со словами: «Лечит по Юнгу» или: «Гарантирует здоровый сон». Иногда ему казалось, что лучше всего было бы вернуться в сериал, но Кечпоула в нем больше не было (по жестокой иронии, волею сценариста он отправился в Англию ухаживать за больной матерью), а ссора с Ливервицем была слишком громкой для того, чтобы через неделю вернуться и снова хлебать унижение. Их разрыв был яростным и окончательным, и, по правде сказать, он был рад освободиться от гнетущей бессмысленности, от беспрестанной погони за призраками. Почему, кричал он Ливервицу, почему единственными пациентами клиники всегда оказываются друзья и родственники тех, кто там работает? Это нормально? Но вот уже восемь месяцев у его семьи не было серьезного источника дохода. Его последней оплачиваемой работой стал ноябрьский рекламный ролик «Чудо-хлеба». С тех пор было много обещаний, много разговоров за мятным джулепом и соком пырея, но никаких конкретных предложений. У него на счету в Калифорнийском банке лежало чуть больше десяти тысяч долларов плюс несколько тысяч фунтов стерлингов в Лондоне в акциях и облигациях. Еще были машины — Кирсти ездила на «чероки» девяносто третьего года — и дом, за который он почти расплатился. Кирсти вносила в семейный бюджет свой скромный вклад, работая на полставки в дневном интернате для людей с трудностями в обучении, но ее заработка едва хватало на оплату телефонных счетов, которые утроились с тех пор, как заболела Алиса. Кокаин тоже не дешевел. А еще были расходы на лекарства от астмы для Эллы, большая часть которых не покрывалась страховкой. Взносы за обучение в ШКДБ [16] и гонорары за фортепианные уроки Йипа. Поездки в Англию. Девочки. Налоги. Выпивка. Хоффман. Продукты. Этому не было ни конца ни края.