В этот момент костер затрещал, взметнув язык пламени. Парис рассмеялся.
— Тогда я думал, что для полноты счастья мне больше нечего желать. Я нашел отца, мать, братьев, двоюродных братьев — Энея, например. Я стал частью их мира. Но это счастье показалось бледным, как дымок по сравнению с костром, когда я встретил тебя, Елена.
Он взял мое лицо в ладони и повернул к себе.
— С тех пор у меня такое чувство, будто солнце никогда не заходит, а ночи нет. И здесь, перед вами, я вручаю мою жизнь Елене. Пока я жив, до последних дней буду заботиться только о ней, думать только о ней, смотреть только на нее. Я предаюсь тебе навеки, Елена. Прими меня.
Его глаза с мольбой смотрели на меня, будто он говорит со мной в первый раз. Будто все только начинается.
— Я принимаю тебя, Парис, — ответила я, мой голос звучал тихо от волнения: я была потрясена торжественностью минуты. — И сама предаюсь тебе навек.
Я больше не могла говорить, но эти слова вместили все.
— Мы, как свидетели, подтверждаем вашу клятву, — заключил Эней. — А теперь поднимем кубки с вином.
Он разлил вино по кубкам и раздал нам. Прежде чем отпить глоток, Эней окропил вином землю и обратился с призывом к Гере, покровительнице семейного очага:
— Свяжи этих людей, богиня, священными узами брака.
Мы наполнили кубки и в молчании пили сладкое вино.
Геланор взял горсть смолистых горошин и бросил в костер. Дым наполнился благоуханием, густым и сильным.
Эвадна сделала шаг вперед и протянула руки, на которых лежала змейка.
— Держите ее, — сказала Эвадна. — Пусть она соединит вас.
Эвадна накинула змейку нам на плечи, и та в поисках тепла обвила наши шеи.
Однажды она уже соединила нас, в Спарте. Теперь она подтвердила наш союз, скрепив своими кольцами прошлое, настоящее и будущее.
Эней махнул в сторону шатра:
— Добро пожаловать в ваш семейный дом. Мы вас проводим с пением и факелами, как полагается свадебной процессии.
Путь был недлинным. У шатра процессия покинула нас, мы вошли и остались вдвоем.
Уже знакомый шатер показался другим. Наш краткий обмен клятвами собственного сочинения был более искренним, чем долгая официальная церемония с традиционными речами, жрицами, жертвоприношениями, тяжелым золотым ожерельем, через которую я прошла с Менелаем. Она забылась, но никогда не забуду я клятву Париса, взгляд, которым он смотрел на меня.
— А это мой свадебный подарок, — сказал Парис и протянул кувшин.
Я открыла его и заглянула внутрь. Что-то белое мелькнуло на дне.
— Большая бабочка, — пояснил Парис. — Я поймал ее, когда ходил за цветами. Подумал, ночная бабочка заменит ночные цветы.
— Замечательный подарок! — сказала я, глядя, как трепещут в глубине светлые крылья. — Но мы должны отпустить ее. Я хочу, чтобы сегодня все существа были свободны, как мы с тобой. Пойдем.
Стоя на пороге, мы наклонили кувшин. Бабочка выпорхнула и полетела в поле.
— Мы с тобой как эта бабочка, — сказала я. — Мы свободны, пока мы в поле, которое не принадлежит никому: ни Трое, ни Спарте, ни Аргосу, ни Мусии.
Я обняла его. Все страхи улетели вместе с бабочкой.
XXX
Троя. Она сияла перед нами, плыла над равниной, будто огромный могучий корабль. Гора Ида осталась позади, мы миновали ее поросшее соснами подножие, и теперь ничто не загораживало от нас Трою.
По мере того как город становился ближе, он казался все менее и менее реальным. Стены были выложены из блестящего полированного камня. По периметру располагались сторожевые башни, квадратные и мощные, а от стен в разные стороны разбегались россыпью бесчисленные домики. Город был больше, чем Микены, Спарта, Пилос и Тиринф, вместе взятые. И более красивый и удивительный, чем эти города. Троя казалась при этом и более могущественной.
Я вспоминала давние уроки своего старого учителя. Он рассказывал мне, как во время голода треть критян под предводительством царевича Скамандра покинула свой остров и отправилась на поиски лучшей доли. Аполлон посоветовал им поселиться там, где под покровом темноты на них нападут «порождения земли». Переплыв море, они разбили лагерь под высокой горой, которую назвали Ида в честь критского дома Зевса. В ту же ночь несметное количество полевых мышей перегрызло всю кожу на их оружии и утвари. Тогда Скамандр остался здесь, построил храм Аполлону Сминфейскому, возле которого быстро вырос город Сминфий, а сам женился на нимфе Идее, которая родила ему сына Тевкра. Именно к нему на плоту из надутой шкуры приплыл Дардан, сын Зевса и плеяды Электры, после Девкалионова потопа. Тевкр принял его радушно при условии, что Дардан поможет ему покорить некоторые соседние племена, и женил на своей дочери. Дардан распространил свою власть на многие азиатские народы, а после смерти Тевкра унаследовал его часть царства и дал всему царству свое имя. Сыну же Дардана Илу Аполлон посоветовал идти за пятнистой коровой и основать город там, где она в первый раз ляжет. Так возник Илион, позже названный Троя. Отец Энея Анхис приходится Илу внуком.
Город вырастал, заполняя поле зрения целиком. Я не сводила глаз с открывшейся картины. Рядом шла Эвадна, но ее лицо, обращенное к Трое, не изменило своего обычного выражения.
— Жаль, что ты не видишь, — сказала я. — А то бы поняла: в Греции нет ничего подобного этому городу.
Она быстро повернулась ко мне и ответила:
— Да-да, я знаю! Он сияет!
— Откуда ты знаешь?
— Увидела.
— Но ты же не можешь видеть… Ты сама говорила.
— Моя госпожа, это очень странно. Я не вижу того, что находится прямо передо мной, но иногда, если резко повернуть голову, мои глаза что-то замечают. Однако стоит снова посмотреть прямо, как все исчезает. Это сводит меня с ума. Я вижу только призраки и отблески предметов, а полностью они мне не даются. Вот так же, на одно мгновение, я увидела и Трою: она сияла, как кристалл.
— Значит, у тебя сохранилось немного зрения. Вот почему глаза у тебя не такие, как у слепых. Они кажутся ясными и живыми, как у зрячих.
— Да, мне часто это говорят. Боюсь, чем-то я прогневила богов, и они лишили меня зрения. Но за всю свою долгую жизнь я так и не поняла, в чем моя вина.
— Далеко не все, что с нами происходит, дело рук богов, — вмешался в разговор Геланор.
— Ах, если до богов дойдет, каким речам я внимаю! — рассмеялась Эвадна. — Они накажут меня второй раз, чтобы последнее слово осталось за ними. Скажи, каково твое впечатление от Трои?
— Красота и могущество, — ответил Геланор.
— А богатство? — поинтересовалась я.