Елена Троянская - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Джордж cтр.№ 204

— Хорошо, это сделаю я. — И я наклонилась, чтобы поднять покрывало: мне было страшно увидеть, что под ним, но я была должна это сделать.

Покрывало медленно соскользнуло до пояса, открыв голову, плечи, грудь. Длинные волосы закрывали лицо, плечи и грудь были в крови, которая образовала лужу. Я попыталась убрать волосы с лица, но мне это не сразу удалось: кровь приклеила их концы к телу. Наконец я увидела лицо сестры с широко раскрытыми, удивленными глазами. Чем объяснялось это удивление: встречей ли с Орестом после долгой разлуки или встречей со смертью? Я осторожно закрыла ей глаза.

— Если бы я встретилась с ней раньше, то, возможно, ее встреча с сыном не закончилась бы смертью, — сказала я.

— Или закончилась бы еще одной смертью! Ты этого тоже заслуживаешь! — раздался пронзительный голос.

Я обернулась и увидела молодую женщину, как и все — в темном платье, но с усмешкой на лице.

— Ты, наверное, и есть Электра? Добрая, любящая дочь, о которой я столько слышала?

— Спроси моего отца, и он подтвердит тебе, что я любящая дочь. Спроси эту… — она кивнула в сторону Клитемнестры, — и она тебе скажет обратное. Ответ на любой вопрос зависит от того, у кого спрашивать.

Она подошла так близко, что я могла хорошо рассмотреть ее лицо с тяжелыми, грубыми чертами, как у Агамемнона. Мне даже на миг показалось, будто я снова вижу его.

— Вы с моей матерью — как две капли воды. Воистину сестры. Обе изменницы и предательницы своих мужей.

— Таково проклятие, наложенное на нашего отца. Горько видеть, когда твои дочери выходят замуж не один раз.

— Выходят замуж? Ты так называешь неприкрытое бесстыдство? — Она вскинула голову. — Я с удовольствием отправила бы тебя к сестре.

— Для этого ты слишком труслива, — спокойно ответила я. — Ты предпочла годами лелеять свою ненависть и дожидаться, когда подрастет твой брат. Ты хотела его руками воплотить свой замысел. У самой не хватило духу!

Я не боялась ее: я была уверена, что сильнее ее, несмотря на мой возраст. Мне хотелось схватиться с ней, наказать ее немедленно, не из благородства, — этого жаждала моя душа. И я добилась своего: разъяренная, она набросилась на меня. Я прижала ее к стене, схватила за волосы и сказала, задыхаясь:

— Твоему отцу стыдно за тебя сейчас. У тебя не больше сил, чем у дряхлой собаки, которая только лает. Впрочем, он тоже был хвастун. Возможно, он тебя понимает.

Я не стала разбивать ее голову о стену, отпустила ее. Я, к стыду своему, поняла, что хотела, использовав дочь, свести счеты с ее отцом, уже недосягаемым для меня.

— Убирайся! — крикнула я. — Оставь нас, твое присутствие оскорбляет тень твоей матери.

Домочадцы все это время сидели молча, потрясенные сценой. Когда Электра выбежала из комнаты, они прошептали:

— Так ей и надо.

— А где… его тело? — Я не смогла выговорить имя Эгисфа.

— Снаружи… Он готовился к жертвоприношению возле алтаря, когда Орест пронзил его сзади копьем. Он упал на алтарь.

— Да, они достойны друг друга — эти брат и сестра.

Я передернула плечами.

Агамемнон убил прекрасную не только лицом, но и душой Ифигению, оставив жизнь этим двум чудовищам. Агамемнон никогда не отличался умом. Или он чувствовал, что Артемида хочет получить в дар самое лучшее, что есть у него? Я затрясла головой, отгоняя эти мысли. Не думать об Агамемноне, не думать о войне. Эти мысли не должны осквернять ритуал погребения.

Гробница для сестры была давно приготовлена рядом с Агамемноном. Мне казалось неправильным хоронить их вместе, но если сестра за многие годы не приказала перенести свою гробницу в другое место, значит, таков был ее выбор. Покрывая ее лицо саваном, я попрощалась с ней.

— Благодарю тебя за то, что ты отвела меня в Спарту в тот летний день. Ты первая показала мне мир за крепостными стенами. Я тебя никогда не забуду.

Мы осыпали саван полевыми цветами — многие я впервые увидела в тот далекий летний день. Оставалось только опустить тяжелую крышку гробницы.

LXXVII

Прошли годы. Время текло иначе, чем в Трое. Там отдельные дни сплетались в тугую нить, спрессовывая время. Здесь, в Спарте, все было наоборот: нить расплеталась, рассыпалась на отдельные дни, каждый из которых тянулся как десять. Я не случайно использую эти сравнения: никогда я так много не пряла и не ткала, хотя из-под моих рук не выходило ничего такого прекрасного, что могло бы сравниться с картиной, погибшей в Трое.

В этом безвременье лето сменялось осенью, осень — зимой. Скончался отец. Узнав о судьбе Клитемнестры, он совсем сгорбился, сник перед тем, что считал исполнением проклятия, тяготевшего над его домом. Его смерть прошла почти незамеченной: по сути, он умер гораздо раньше.

Все, все умерли. Матушка, отец, братья, сестра. Осталась только я с Менелаем и Гермионой. Мы с Менелаем жили мирно — это был бесстрастный мир стариков, который наступает, когда все страсти умерли или убиты. Подобно искалеченным, но уцелевшим воинам, мы смотрели друг на друга уже не как противники, но как товарищи, оглядываясь на поле боя, усеянное телами погибших, может быть, лучших, чем мы, но погибших.

Товарищами мы и останемся до конца дней. Никогда больше мы не будем мужем и женой в подлинном смысле слова. Товарищи, приятели, старые солдаты. Но только не любовники, не муж и жена. Раны телесные и душевные сделали это невозможным.

В конечном итоге меня это устраивало. Я смогла протянуть Менелаю руку, приняла решение служить ему опорой в старости и сама надеялась найти в нем опору последних дней.

Что касается Гермионы, то годы смягчили ее сердце, изгладили ее обиду на меня. Мы вместе трудились у прялки, у ткацкого станка (исконные женские занятия, за которые спасибо богам!), занимались хозяйством и сумели лучше узнать друг друга.

Она не походила на меня. Ребенок никогда не бывает похож на своих родителей. Но в это трудно поверить, пока он не повзрослеет. Наши дети всегда остаются частью нашего существа, даже после своего рождения, поэтому мы верим, что тоже являемся их частью. А это совсем не так. Они другие, они хранят свои секреты и носят в душе свои разочарования. И счастлива та мать, с которой они захотят поделиться ими.

Своим пристрастным взглядом я видела, что Гермиона живет иначе: строгая, дисциплинированная, одинокая. Она умело присматривала за домом. Но ни один мужчина не хотел ввести в свой дом дочь вызвавшей войну Елены и вдову беспощадного Неоптолема. Виноватая без вины, она стала изгоем.

Казалось, она примирилась со своей участью. Она умела смиряться куда лучше, чем я. Возможно, она унаследовала эту способность от Менелая. Как я уже говорила, она мало походила на меня. Со временем она стала относиться ко мне если не с любовью, то сердечно и тепло.