Едва Патрокл договорил, как смерть осенила его, быстро от тела душа умчалась и опустилась в Аид.
Не дрогнув, Гектор вырвал копье из бездыханного тела. Он посмотрел вверх на стены, где стояли троянцы, призывая его и других скорее вернуться.
— Сначала я должен сделать одно дело! — крикнул Гектор в ответ.
Он стал срывать золотые доспехи с мертвого тела: снял резной нагрудник и бросил на щит, рядом — поножи, сверху положил шлем. Это были знаменитые доспехи, которые вручили боги отцу Ахилла, — великолепный трофей. Гектор подозвал колесницу и погрузил на нее доспехи. Тело убитого Патрокла осталось лежать обнаженное и окровавленное. Гектор с помощниками хотел погрузить его на другую колесницу, но тут налетел Менелай и попытался отбить тело Патрокла. Они рвали его в разные стороны, как шакалы, рыча и не отпуская. Наконец Менелай — меня удивила его сила, которой не помешали раны, — одолел и под защитой двух Аяксов понес тело Патрокла в лагерь.
— Сюда, сюда! — кричали троянцы, стоя на стене. — Возвращайся, Гектор, и мы отпразднуем твою великую победу!
— Отпразднуем, когда закончится война и греки уплывут! — отвечал Гектор.
Он решил заночевать со своим отрядом в поле, но остальным позволил вернуться на ночь за городские стены. Возможно, он боялся встречи с Андромахой и хотел избежать очередного мучительного прощания.
Стражники открыли Скейские ворота, со скрипом отвели назад тяжелые створы, и воины, покрытые пылью, усталые, ковыляли через них. Дожидавшиеся родные бросались им навстречу, уводили домой, где были приготовлены горячая ванна и еда. Те же, у кого не было родственников, брели в солдатскую столовую. Позади несли раненых через город в дальний квартал, где за больными, увечными и умирающими день и ночь ухаживали врачеватели и женщины.
Андромаха уединилась в своих покоях и склонилась над ткацким станком. Она не выходила на стену, всегда ожидая Гектора в одиночестве. Некоторые считали, что из гордости, но я знала, что из страха.
— Просыпайся, моя госпожа, — прошептала Эвадна. — Просыпайся, он идет.
Но я не спала в обычном смысле слова. Я, словно дым, висела на грани между реальностью и сном, между «здесь» и «везде». Возвращаться было нелегко — словно меня тащили на длинной веревке через черный туннель. Я старалась остаться там, где была, но тяга была сильнее.
— Елена! — У кушетки стоял Парис, совершенно такой, каким я видела его в своем сне. Разве что испачкался еще сильнее, да на доспехах появились глубокие царапины, но сам он был цел и невредим. — Мы сражались достойно! Как ты могла проспать все это время?
Я села. Сказать ли ему, что я все видела? А вдруг это отобьет у него охоту рассказывать мне, что он пережил?
— Если бы ты не вернулся, я бы не проснулась. Это самый лучший выход для меня, — ответила я и погладила его золотые волосы, испачканные пылью и потом.
— Мы сражались в самом лагере греков! Мы с Гектором и Энеем прорвались первыми за ворота. Гектор пробил их плечом! Потом мы стали поджигать корабли!
— Великолепно! — воскликнула я.
— Заночевали в поле. Хотели возобновить бой с первыми лучами солнца и сжечь оставшиеся корабли, но не удалось.
— Однако мы видели дым…
— Дым от тех кораблей, что подожгли накануне. Но утром появился Ахилл, а с ним — свежие силы. Нам не удалось подойти к кораблям, чтобы поджечь их.
— Ахилл?.. — Нет, я не смела сказать ему правду. Мне предстоит пережить все еще раз, и выслушать страшную новость от Париса, и сделать вид, будто я потрясена. — Но я слышала, что он обиделся на греков и отказался воевать.
— Мы думаем, он увидел горящие корабли, увидел, как близко мы подошли, узнал, что мы ранили их вождей, и не выдержал. А может, он решил воспользоваться случаем — Агамемнон ведь ранен. Как бы то ни было, но он вступил в битву, поднял греков, и они оттеснили нас назад.
— У него талант — заряжать отвагой сердца земляков.
— Мирмидоняне засиделись со своим вождем по палаткам и охотно бросились в бой. Он привел их под самые стены Трои — уж это ты, наверное, видела?
— Да, конечно. Правда, я плохо разглядела из-за толпы. Расскажи мне, как все было.
— Он попытался взобраться на стену. Ярость и скорость подбросили его чуть ли не на самый верх. Правда, Антимах сказал, что здесь что-то не так. Все говорили, что обычно Ахилл бегал быстрее и копье метал дальше. Поэтому когда Гектор убил его…
— Без труда?
— Да, совсем без труда. Поэтому никто особенно не удивился, что под доспехами Ахилла оказался Патрокл.
— Неужели Гектор ни о чем не догадывался?
— Он находился в пылу борьбы, да и золотые доспехи ввели его в заблуждение. Конечно, для него это был удар. Он забрал доспехи как трофей, сейчас они во дворце у Приама.
— Говорят, якобы носить их может только Ахилл: так они тяжелы и велики, но, похоже, это не так.
— Гектор собирается носить их. Завтра снова будет сражение, — закончил рассказ Парис. — Но до завтра еще далеко.
Я обняла его, прижалась к его пропитанной потом тунике. Пусть простит меня Афродита — но запах пота любимого слаще всех ее ароматов. Парис был прекрасен. Может, правду говорят, что война украшает мужчину, как женщину — драгоценности?
Гектор ночует в открытом поле. Патрокл лежит мертвый в лагере греков. Парис покоится в моих объятиях. У меня промелькнула мысль, а как эту ночь проведет Ахилл? Я ведать не ведала, что он ждет, пока боги сделают ему новые доспехи, чтобы утром он мог явиться и уничтожить всех нас.
LVIII
Парис встал еще до рассвета — не знаю, спал ли он вообще — и начал готовиться к сражению. Я смотрела, как его темный силуэт движется по комнате. Он наклонился и поцеловал меня, думая, что я сплю. Я села на кровати, обняла его, пытаясь унять дрожь в руках.
— Сегодня все решится, — прошептал он. — У меня предчувствие.
— У меня тоже, — выдохнула я, уповая на победу и страшась поражения.
Гектор со своей дружиной заночевал в поле неподалеку от лагеря греков. С первыми лучами солнца, которое заиграло в спицах колесниц, к отряду Гектора присоединились те, кто провел ночь в городе. Вскоре от цитадели троянское войско переместилось на берег, к кораблям.
Со стены ничего не было видно. Я пошла к себе в комнату и позвала Эвадну. Она поможет мне перенестись в самую гущу сражения.
Я оказалась на передней линии. Увидела Гектора с постаревшим лицом; он шагал перед войском. Его шлем был чист, но уже не блестел. Он приветствовал подошедших Париса и Энея, потом стал отдавать приказания дружине. Вдруг в красной полосе восходящего солнца возник Ахилл: он пылал гневом, скрежетал зубами, глаза сверкали. Его голос гремел как труба, лицо было искажено, губы дрожали. Стоя на насыпи возле рва, он кричал, что пришел отомстить троянцам за смерть Патрокла, что намерен забрать жизнь Гектора. За ночь Гефест изготовил ему новые доспехи, и они огнем пылали на солнце.