Парижские письма виконта де Лоне - читать онлайн книгу. Автор: Дельфина де Жирарден cтр.№ 45

Вот первое: «Статуя Жанны д’Арк, выполненная принцессой Марией, — это шедевр изящества и вдохновения. О, если бы автор этой прекрасной скульптуры звался мадемуазель Леблан или мадемуазель Ленуар или мадемуазель Лефевр, какую блистательную славу мог бы он снискать среди художников! Впрочем, и без того сколько поэзии в этом жесте: юная французская принцесса посвящает свой досуг работе над изображением юной французской крестьянки, которая спасла Францию! Что за восхитительный сюжет для картины: принцесса Мария работает над статуей Жанны д’Арк [253] ».

А вот второе: «Нам пишут из Вены: Я видел Mademoiselle [254] : невозможно вообразить особу более прекрасную, более очаровательную и более умную, с более приятными манерами. Можете поверить мне на слово, вы ведь знаете, что я очень переборчив».

Мы осмеливаемся поставить свою подпись под обеими этими заметками, потому что мы свободны. А вас нам очень жаль: ведь ваши серьезные соображения мешают вам быть справедливыми, лишают вас удовольствия хвалить то, что хвалить приятнее всего, — ум и талант, чистосердечие и красоту.

Кстати, несколько дней назад мы искренне порадовались тому, что можем, нимало не изменяя собственным убеждениям, восхититься тем прекрасным памятником, который, по нашему мнению, следует именовать Версалем спасенным, ибо замысел в данном случае великодушен и благороден вдвойне: мало того что нам дарят новый Версаль, нам еще и возвращают Версаль Людовика XIV; крысы и депутаты грозили разрушить дворец великого короля, но Луи-Филипп его спас [255] . Разумеется, досадно видеть дубовые стены в этом храме славы, которому пристало быть выстроенным только из мрамора; разумеется, этот приют маршалов уступает великолепием старинным золоченым залам, но кто в этом виноват? Не наш король, а наш век; мы не оставляем нашим королям времени на то, чтобы возводить дворцы из мрамора, мы не даем им денег на то, чтобы покрыть стены этих дворцов позолотой. Сегодняшний Версаль свидетельствует не о щедрости монарха, а о его умении экономить; возможно ли объяснить, не прибегая к этому слову, что такое величие современной королевской власти? Наблюдая за тем, как идут работы в Версале, Луи-Филипп все время повторял: «Лишь бы они позволили мне закончить все это!» Они — это убийцы; возможно ли объяснить, не прибегая к этой фразе, что такое незыблемость современного трона? И возможно ли поверить, что бюджета короля-гражданина, которому вчера грозила адская машина, а сегодня грозят пистолетные выстрелы, достанет на возведение дворцов из мрамора и на заказ лепных украшений с позолотой? Первая обязанность государя заключается в том, чтобы понимать суть своей эпохи; первая обязанность памятника заключается в том, чтобы эту эпоху представлять. В таком случае мы, кажется, вправе сказать, что и Луи-Филипп, и новый Версаль выполняют свой долг превосходно. Не их вина, что эпоха наша не блещет красотой, что лепнину заменяет гипс, а бронзу — твердый картон, что вместо послов в длинных париках мы видим депутатов с голыми черепами, а вместо бархатных камзолов — суконные фраки, вместо кружевных жабо черные галстуки, а вместо длинных орлиных носов — носы короткие и вздернутые. В Версале пленяет именно смешение всех этих разнородных вещей. Здесь присутствуют целиком и прошлое, и настоящее. Версаль — это и восхитительный портрет Марии-Антуанетты, который изорвали при Республике, и изображения великих сражений Империи, которые замалчивали при Реставрации, и, наконец, мысль, которая приходит на ум хладнокровным посетителям галереи Сражений: «Два приступа в один день!.. и ни одной из этих картин здесь бы не осталось!»

Кстати о сражениях: вчера в саду Тиволи [256] мы видели великолепный турнир; настоящий праздник, всегда бы так! Красавцы-рыцари в прекрасных доспехах, щитоносцы, герольды, пажи, а еще лошади — настоящие лошади с характером и капризами, которые встают на дыбы, наступают, не опуская передних копыт, как конь Абд-эль-Кадера, и выполняют самые разные упражнения; юные всадники, которые наряжены в роскошные театральные костюмы, но при этом вовсе не похожи на актеров; а еще женщины — по-настоящему молодые, чрезвычайно хорошенькие и одетые в благородные длинные платья для верховой езды, которые имеют такой очаровательный вид, а вовсе не в игривые туники цирковых наездниц, которые имеют вид оскорбительно легкомысленный; а еще упражнения — неизменно изысканные и изобретательные; никаких прыжков сквозь обруч, затянутый бумагой, никаких рисованных задников, никаких антраша, никаких улыбочек и воздушных поцелуев! Зрелище, не имеющее себе равных! Мадемуазель Каролина достойна всех тех рукоплесканий, которыми ее награждают; кадриль восьми лошадей восхитительна, вальс умопомрачителен. Браво, Тиволи, браво! Весь Париж пожелает видеть эту превосходную карусель [257] , и не один студент попытается повторить проделку того славного малого, который, вспомнив, должно быть, о Франкони-старшем, вечером прошел в сад Тиволи без билета, уверенно бросив привратнику: «Я Тиволи-младший». Его пропустили.