Рыцари моря - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михайлович Зайцев cтр.№ 89

Несчастье случилось глубокой глухой ночью, когда Месяц, разведавший тайную дорогу в Бюргерхауз и из него, воспользовался той дорогой во второй раз, и когда он, опьяненный ласками Ульрике, вдыхающий аромат роз со своих ладоней, пробирался темными улицами к пристани. В то время он меньше всего думал об опасности, он мог предвидеть тогда единственную опасность – споткнуться и свернуть себе шею. И дабы этого не произошло, он внимательно смотрел под ноги. Человека же, следовавшего за ним по пятам, он не видел и не слышал – так ловок тот был… И вот в одном из темных проулков тот человек перестал красться, он в несколько сильных быстрых прыжков настиг Месяца и всадил ему в спину нож. Острие ударило в лопатку и не вошло глубоко. Человек ударил во второй раз. И снова только ранил, так как лезвие уперлось в позвонок и не причинило большого вреда. Схватившись за рукоять меча, Месяц повернулся и тут получил третий удар – удар в живот. Он так и не вынул меч из ножен; руки его поймали руки врага и крепко сжали их. И так они стояли несколько мгновений, Месяц и тот человек, – очень близко один к одному, лицом к лицу, молча борясь руками и тяжело, шумно дыша; пальцы у обоих были скользкими от крови. Месяц разглядел глаза этого человека – обезумевшие от ненависти и одновременно какие-то неживые, как стеклянные шарики, чуть навыкате глаза Герхарда Гаука. Месяц вынул из раны нож и замахнулся, Гаук вырвался и бежал. И здесь силы оставили Месяца. Последнее, что он чувствовал, – это холод, он входил со спины и уверенно и неотвратимо разливался по всему телу, а из раны, которая, казалось ему, рассекала его надвое, истекало подаренное ему тепло Ульрике…

… Ночной дозор обнаружил Месяца в нескольких шагах от «Танцующего Дика». Причем ландскнехты наткнулись сначала на следы крови на мостовой и пошли по ним, – как видно, Месяц, приходя в себя, не терял надежды на помощь и избрал направление к Клюге, хотя впоследствии он сам ничего этого не помнил. Ландскнехты нашли его лежащим на спине и зажимающим пальцами кровоточащую рану. Наудачу стражники принялись стучать в двери «Танцующего Дика» и быстро достучались – как будто слуга спал сразу за дверьми, а может, потому, что стучали они крепко, властно. Разобравшись в чем дело, слуга-кнехт побежал наверх, в комнаты, за Клюге. И трактирщик не заставил себя ждать, он явился в спальной рубашке и колпаке, в деревянных башмаках на босую ногу; лицо его было заспанным, помятым, а от волнения на лбу проступили капельки пота. Клюге распорядился положить Месяца на стол, а кнехта послал за Морталисом. Трактирщик принес целый ворох мягких полотенец, какими дозорные пробовали остановить кровотечение, – временами им это удавалось; окровавленные полотенца валялись на полу. Когда прибежал Морталис, дела пошли успешнее: для начала датчанин пережал пальцами какой-то внутренний сосуд, и от того кровотечение прекратилось, затем он послал за Розенкранцем. Тем временем Месяц пришел в сознание. Бледное лицо его приняло страдальческое выражение; боль в животе казалась ему нестерпимой, и он запрокидывал голову, и хватался руками за стол, и скрипел зубами, – чтобы только не кричать, и ему едва доставало на это сил и терпения…

Вмешательство производил Розенкранц. Морталис помогал ему. Месяц лежал все на том же столе посреди трактира. Манфред Клюге, который все еще был в ночной рубахе и колпаке, и его кнехт держали в руках по подсвечнику с тремя свечами и освещали обнаженный живот Месяца с зияющей в верху его раной. Розенкранц начал свою работу с того, что поднес к лицу раненого губку, пропитанную смесью из опия, белладонны и мандрагоры, «адамовой головы». Месяц вдохнул дурманящую смесь и почувствовал, что боль слегка ослабла, но всего лишь – слегка; боль как будто отделилась от него, но не ушла, а стояла рядом; сознанием же его потихоньку начинал овладевать розовый туман. Месяц еще слышал, как Розенкранц рассказывал датчанину о том, что учитель Парацельс использовал для болеутоления некое новое средство с красивым названием – эфир. Розенкранц посетовал, что не имеет этого средства под рукой. Месяц видел, как лекарь взялся за ланцет и склонился над его животом; Месяц ощутил, как еще одна боль отделилась от него и встала возле первой боли…

Манфред Клюге выделил для Месяца одну из лучших своих комнат и приставил ходить за ним отдельную прислугу, а те немногие постные и безвкусные блюда, какие не запретил Розенкранц, трактирщик изволил готовить лично. Ученый Морталис в первый же день выставил прислугу за дверь и сам исполнял любую работу по уходу. И так он провел возле Месяца три дня: снижал ему жар уксусными обертываниями, кормил с ложки, пользовал его бальзамами и эликсирами; по старым книгам, взятым у Розенкранца, составлял мази и прикладывал их к ранам. Дважды появлялся и сам Розенкранц, – и оба раза после осмотра Месяца он уходил удовлетворенный.

На четвертый день жизнь Месяца уже была вне опасности, ибо жар совершенно исчез, раны стали затягиваться, а забытье и бред уступили место здоровому крепкому сну. От этих пор Розенкранц перестал приходить, Морталис же мог расслабиться и возложить часть забот на плечи прислуги. Теперь можно было пустить к Месяцу посетителей. Приходил господин Бюргер. Не подозревавший, что Месяц был ранен по пути из его дома, Бюргер говорил, что городскому совету давно пора заняться ворами и убийцами, каких развелось в Любеке без счету, – наверное, ратманы ждут, когда прирежут кого-нибудь из юнкеров, и лишь после крупного скандала зашевелятся. Господин Бюргер говорил, что несчастье, происшедшее с Месяцем, потрясло Ульрике, – господин Бюргер никогда не видел у своей дочери такого расстройства чувств; и ему, и его прислуге стоило немалых сил удержать ее в доме. Бернхард Бюргер бесконечно любил свою Ульрике, и, когда он рассказывал о ее слезах, к нему приходили собственные слезы. Он желал Месяцу скорейшего выздоровления и приглашал сразу, как только господин Иоганн будет в силах, почаще бывать у них в Бюргерхаузе. Приходили россияне и эрарии. Они обшарили весь Любек – от жилища полусумасшедшего старого Виллибальда Гаука до заброшенной собачьей конуры у соляных складов, однако поиски их не увенчались успехом. Герда попросту не было в городе. Приходил и карлик Йоли. Следы побоев уже почти сошли у него с лица; карлик был весел и говорил много смешной чепухи, но Месяцу было больно смеяться, и тогда Йоли переменил разговор. Он сказал, что знает от вечной памяти короля Штрекенбаха предсказание Гауку – тот не уйдет от возмездия, и пусть его не ищут по подвалам и чердакам Любека; сердце Гаука – букашка на булавке, а сам он горит в большом огне, разведенном маленькой рукой… Большой Кнутсен, до которого дошла молва о ранении Месяца, также посетил его. Норвежец был грустен и тих, он говорил, что устал от Германии, устал от огромного Любека с его многолюдностью, шумом и суматохой, ему хотелось в маленький Тронхейм, на тихий Кнутсенгорд, в родные горы на лесопилку. Дела его шли неважно… Старик Шриттмайер так иссох, что его уже почти невозможно было узнать, он очень ослаб и больше не поднимался с постели, – и так, полулежа, кое-как приспособив пюпитр, умирающий Шриттмайер составлял завещание; и, как на грех, в этот самый момент у старца вдруг объявился племянник – почти такой же старец, и от него два дня назад пришло послание из Амстердама, – о том Кнутсену сообщили слуги Шриттмайера, которых норвежец загодя привечал и умасливал.