— Но откуда вы все это знаете? — спросила пораженная принцесса Анхальт-Цербстская. — Можно подумать, что вы лично были с ним знакомы.
— Это было всего два века назад, — ответил Себастьян с улыбкой.
Тут прибыл господин Кло дю Кене и объявил, что их милости могут занять помещения.
— Коли так, соблаговолите послать слуг, чтобы они помогли нашим лакеям с багажом, — распорядился Себастьян.
Потом пошел удостовериться, что каждого гостя устроили с удобствами.
Сидя в затхлой и холодной, как погреб зимой, гостиной, принцесса Анхальт-Цербстская воскликнула, кашляя в облаке пыли, но смеясь:
— Боже, граф, можно подумать, что вы хозяин дома!
Пока лакеи занимались обустройством своих господ, Себастьян справился о гастрономической службе, однако таковой, собственно говоря, тут не было вовсе. Челядь, приставленная сторожить замок, пользовалась уголком кухни, расположенной четырьмя этажами ниже, чтобы сварить себе похлебку с капустой или репой, а по праздникам, если повезет, с какой-нибудь птицей. Но зима еще не окончилась: огород был пуст, птичник тоже.
Благодарение небу, Джулио, добросовестный слуга, также почуял бедствие и три часа спустя вернулся из Шоле с корзинами, набитыми треской, форелью, каплунами, хлебом, вином, лавровым листом и гвоздикой, салом, сливками, маслом, сыром и прочими необходимыми покупками.
— Ну что ж, — весело объявил Себастьян, — я принимаюсь за стряпню!
Его спутники, охваченные любопытством, последовали за ним и, приняв участие в игре, тоже повязали передники. Себастьян взял на себя обязанности шеф-повара, барон фон Глейхен объявил себя поваренком, а маркиза д'Юрфе горе-кухаркой. Принцесса Анхальт-Цербстская, веселившаяся, словно сбежавшая с уроков школьница, представилась принцессой де Крути-Вертел. Кухонная обслуга оторопело глазела на них. Наконец на огонь были поставлены три нафаршированных хлебом и салом каплуна, и граф де Сен-Жермен торжественно объявил составленное им меню: филе форели на гренках с белым соусом, фаршированный каплун в собственном соку с картофелем и салатом из бланшированной капусты. Себастьян долго ломал себе голову насчет десерта и в конце концов сумел предложить только слегка поперченные и подслащенные медом ломтики моркови, которые карамелизировал в печи.
Тем временем госпожа де Жанлис велела вставить свечи в подсвечники, почистить стулья, установить стол в наименее холодном зале малых покоев и набрать посуды для трапезы; впрочем, понадобилось сперва вымыть ее в воде с уксусом, поскольку вся она была пыльной и жирной. Поскольку хрусталь так и не нашли, то пили из своих дорожных стаканчиков.
Наконец все расселись за столом в веселом беспорядке.
— Никогда так не развлекалась в королевском замке, — заявила маркиза д'Юрфе.
— Это потому, что король — не граф де Сен-Жермен, — сострила принцесса Анхальт-Цербстская.
— Я был философом и вот стал трактирщиком, — сказал Себастьян.
— А я кручу вертел! — засмеялась принцесса.
Языки развязались.
— Думаю, что новость о нашем переселении вскоре достигнет Версаля и нас обязательно навестят.
— Кто же? — спросил барон фон Глейхен.
— Давайте поспорим, — предложила госпожа де Жанлис.
— Диана де Лораге, — сказала маркиза д'Юрфе.
— Нет, она ни за что на свете не расстанется с королем, — заметила госпожа де Жанлис. — Уж скорее сюда явится Берье:
[65]
он же ухо маркизы. А она должна забеспокоиться из-за нашего внезапного отъезда.
Барон фон Глейхен фыркнул. Себастьян слушал, все больше удивляясь этим отголоскам придворной жизни, похожей на осиный рой. Ему вспомнился совет, данный сперва Бель-Илем, потом баронессой Вестерхоф: любой ценой сохранять расположение короля. В этой адской неразберихе монарх был единственной незыблемой точкой и подлинным средоточием власти.
Вдруг Себастьян почувствовал, что ему стало не хватать баронессы. Вот было бы хорошо, если бы она появилась здесь благодаря какому-нибудь волшебству и ее свет — свет северной звезды — наполнил бы его комнату сегодня вечером.
Сотрапезники продолжали заключать пари и сошлись на том, что, возможно, и Анна де Роман
[66]
в конце концов приедет в Шамбор.
— Кто она? — осведомился Себастьян.
Госпожа де Жанлис объяснила ему, что эта дама — одна из любовниц короля. Себастьян не смог скрыть удивления. Она улыбнулась.
— А вы думали, он хранит верность маркизе?
— Разве не он сам возвел ее в ранг «приближенной дамы»?
— Король верен только самому себе, — ответила она. — Вы не слышали про Олений парк?
— Нет.
— Вы ведь были на Востоке, не так ли?
— Да.
— Разве тамошние князьки не содержат гаремы для своих любовных утех? Ну так у нас это называется Оленьим парком.
Себастьян побоялся показаться простаком и удовлетворился тем, что удивленно вскинул брови.
— И что бывает, когда рождается ребенок?
— Король либо признает его, либо нет, а барышню чаще всего выдают замуж за какого-нибудь придворного холостяка.
— А ее родители?
— Соглашаются. Они уверены, что для их дочери это гораздо более выгодная партия, нежели с ровней.
В итоге спорщики определили, что ставкой будет дюжина бутылок хорошего анжуйского вина, и на этом ударили по рукам.
Но вечером, лежа один в своей постели, Себастьян не смог отогнать от себя мысль об Оленьем парке. Сходство между девушками, ожидавшими прихоти короля, и Исмаэлем Мейанотте было неизбежным и нестерпимым.
Для всех этих королей юность была лишь лакомой плотью — «постельным мясом».
И вот теперь он перешел в другой лагерь. Но в самом ли деле перешел?
На следующий день Себастьян решил наглядно засвидетельствовать, что способен придать заурядным тканям необычайный блеск, отличавший образцы, показанные Мариньи. Встав рано поутру и приведя себя в порядок, он понес выданные ему три куска материи и шкатулку с иоахимштальской землей в предполагаемую мастерскую, которая на самом деле оказалась бывшим сараем для конской упряжи рядом с конюшнями. Имелся там только старый чан, служивший для замачивания кож. И ни одного из обещанных учеников. Но это было даже к лучшему, поскольку Себастьян вовсе не собирался приобщать их к секрету; он решил, что покажет им только второстепенные детали процесса.