— Александр, вы могли заметить, что я никогда не говорю «надо» или «не надо». Я не доктор права — никакого права. Вы желали, и я себя с этим поздравляю. Вам остается лишь понять, желали ли вы некое существо или свое собственное желание.
За ответом опять последовало молчание.
— Как вам удается жить, зная все это? — спросил Александр голосом таким глухим, какого отец никогда у него не слышал.
— Я птица на ветке. Смотрю по сторонам. Иногда сгораю, словно феникс, и пытаюсь возродиться из собственного пепла. Иногда клюю червяков. И стараюсь никогда не оказаться в клетке.
— Хочу быть вами! — пылко воскликнул Александр.
— Кажется, мы об этом уже говорили, — ответил Себастьян с улыбкой.
— Что же мне делать с этой любовницей?
— Встречаться с ней, разумеется. Зачем вы обременяете себя сожалениями?
— А когда мы покинем Индаур, я причиню ей горе, как вы моей матери?
Себастьян отметил укол, но остался бесстрастен.
— Это одна из неприятных сторон в любовных отношениях. При некотором опыте можно научиться ставить в вину самим женщинам те горести, которые собираешься им причинить. Чтобы смягчить печаль Индры, вы могли бы откупиться.
— Откупиться?
— Да. Какая-нибудь драгоценность переведет ваши отношения в разряд материального обмена. Только следите, чтобы дар не был чрезмерным, это может внушить ей глубокие чувства. И не слишком скромным, это было бы знаком пренебрежения. Я отведу вас к моему ювелиру, сами что-нибудь выберете.
Александр задумался. На душе у него явно было неспокойно. Себастьян положил руку на плечо сыну:
— Ступайте отдохнуть. Потом мы приготовимся к ужину с нашим гостеприимцем Мальхаром Рао. Разве вам не лестно сидеть за одним столом с сыном козопаса?
Александр залился юношеским, почти детским смехом, встал и, не переставая смеяться, заключил отца в объятия.
Когда он вышел, Себастьян, как и все отцы, поздравил себя с тем, что дал своему сыну то, чего не получал сам. Грубость его собственного посвящения в сексуальные дела сделала его в пятнадцать лет столь же умудренным, каким бывают в шестьдесят, и то в лучшем случае.
Физическое наслаждение — меновая торговля. Все любовники, и мужчины, и женщины, подобны венецианскому купцу, упрямо требовавшему фунт плоти в счет погашения своего займа согласно уговору.
Отдавшись заботам слуги, который тер ему спину в бане, Себастьян процитировал слова Порции:
How little is the cost I have bestow'd
In purchasing the semblance of my soul
From out the state of hellish cruelty!..
[54]
Письмо от Банати пришло в феврале 1748 года.
«Англичане нам больше не враги. Возвращайтесь».
В припадке раздражения Себастьян бросил его в огонь. Какое ему дело до того, что вдохновило это послание? Во-первых, он не слуга. Во-вторых, ему совершенно плевать на прихоти политических заправил — европейских, русских, немецких, австрийских, французских и прочих. Несколько дней назад, в городе, он присутствовал на представлении театра теней, очаровавшего обывателей Индаура. Марионетки вовсю поносили друг друга и дрались между собой: вот она, западная дипломатия.
Воспоминание о решениях Общества друзей вызвало у него горечь. Эти люди сходились, расходились, воевали, обнимались и предавали друг друга с недели на неделю и по настоящим, и по воображаемым причинам, под воздействием внезапных страхов, из злопамятства, подогревающего первоначальное подозрение, из бредовых амбиций, выношенных в одиночку сильными мира сего, короче — из сплошной блажи. Поступая подобным образом, они разрушали города и села, приносили в жертву молодежь своих стран с величайшим презрением к человеческой жизни.
Александр, которого отец в течение нескольких недель посвящал в свои секреты, удивился его неожиданному бунту:
— Но в конце концов, почему вы тогда ведете дела с людьми, которых презираете? Вы же их знаете не первый год…
Несколько мгновений Себастьян подыскивал слова.
— Быть может, мне надо отомстить, — сказал он мрачно.
Настал черед Александра умолкнуть. Через какое-то время он спросил:
— Ваша жажда мести так велика?
Но не получил ответа.
— Это и есть ваша тайна?
— Вы угадали. Это часть моей тайны. Но я уже говорил, что открою ее вам, когда придет время. А пока мне надо следовать собственной цели. Я буду дурачить этих людей до тех пор, пока не сделаю их тем, чем они на самом деле являются, — паяцами, чтобы они были вынуждены признать свое поражение и понять, что у них нет другого выбора, кроме как возвысить свой дух или то, что им его заменяет. И у меня есть веский союзник, — сказал он, в упор посмотрев на своего сына. — Это вы. Сами увидите.
Накануне, наверняка узнав, что его гость получил послание из Европы, царь Холькар осведомился, как, по мнению Себастьяна, продвигается постройка русского флота. Себастьян ответил, что через несколько месяцев отправляется выяснить это. Отъезд был ему настоятельно необходим: Индаур становился таким же монотонным, как и Вена.
Беспокоясь о возможном рождении внука, что создало бы для него проблемы, Себастьян все же не хотел резко оборвать связь Александра с Индрой. Однако индусская танцовщица была, без сомнения, вполне опытна в искусстве избегать беременности, поскольку та положила бы конец ее карьере. Когда Себастьян спросил у Александра, не округляется ли его любовница, молодой человек ответил ему с комической гримасой:
— Нисколько. Конгресс отменяется.
— Как это?
— Любовные утехи лишь для разогрева крови, — пояснил Александр в том же тоне. — И наслаждение не ради потомства.
— Вы уже хотели обзавестись потомством?
— Нет. Меня это даже пугало.
— Тогда эта связь вам подходит.
— В ней есть своя приятность. Но Индра сама считает ее временной. Когда я предложил ей углубить наши отношения, то услышал, что мужа из меня не выйдет, поскольку я когда-нибудь вернусь в свою страну. Я ведь здесь всего лишь сын посла.
— Она вам так и сказала?
— Думаю, что нашего сходства мало кто не заметил. Но в любом случае я не предполагаю заводить семью в Индауре.
— Хорошо. Тогда мы сможем уехать, когда нам угодно.
— Вы хотите вернуться в Вену?
— Или в Лондон. Но другим путем. Сядем на корабль. Это займет не больше времени, зато мы не будем рисковать нашей жизнью. По крайней мере, не так, как прежде.