– Опять восстание! – вскричал Копоний. – Ты не ошибаешься?
Валсур уверенно кивнул.
– Вашему превосходительству уже известно, что введение Новых податей вызвало сильное недовольство. Не то чтобы Иудеи не собираются платить подати, они просто возмущены, что должны платить людям, которые не принадлежат к их вере.
– Упрямое отродье! – пробормотал Копоний, встав с ложа, чтобы подойти к окну.
Прокуратор сразу же почувствовал сильный запах резеды. Потом он сказал Валсуру:
– Ты успокоил меня, а поданное тобой в качестве сладкого пробудило аппетит.
Копоний позвал казначея и выдал Валсуру пять сестерциев из своей личной кассы.
Магия Валсура основывалась на достоверной информации. Многие, как и Валсур, хорошо понимали: скоро грянет буря, но лишь немногие знали, что у восстания есть предводитель, а еще меньше было тех, кто мог уверенно назвать его имя. Этим предводителем был галилеянин по имени Иуда. Он не раз обращался с пламенными речами к своим братьям по вере, упрекая их в преступной покорности римлянам, сборщикам налогов и содержателям публичных домов, которые, словно грибы после дождя, начали появляться в Декаполисе. Как только Валсур ушел, Копоний вызвал начальника тайной охраны и приказал ему разыскать предводителя восстания. Начальник охраны, в свою очередь, созвал осведомителей, которые отправились к верховным священнослужителям Капернаума, Вифсаиды, Скифополя, Пеллы, Архелауса и Иерихона, то есть Иудеи, иначе говоря, вышли за пределы территории своей неофициальной деятельности, и доступно им разъяснили, что терпение Рима достигло крайних пределов. Священнослужители не заставили упрашивать себя. Через десять дней Иуда был выдан римлянам, подвергнут суду и распят в Кесарии Филипповой.
– Опасный сектант, который мог доставить нам серьезные неприятности, – заявили представители духовенства.
Понтий Пилат, правитель Иудеи, испытывал удовлетворение от того, что часть ответственности за поддержание порядка в Палестине лежит на его коллеге, поскольку у него вполне хватало дел в своей провинции. Что касается Ирода Антипы, тетрарха Галилеи, то он никак не высказался по поводу решения Рима, хотя у него сложилось свое, совершенно определенное мнение по поводу этого Иуды. Так или иначе, эти трое мужчин, равно как и Филипп, тетрарх Итуреи и Трахонитиды, и Писаний, тетрарх Авилены, были отнюдь не склонны относиться легкомысленно к угрозе мятежа, а толчком вполне мог стать сбор податей. Все они помнили о более чем трех тысячах убитых во время мятежа в Храме в самом начале царствования Архелая, о пожаре в царском дворце Иерихона и более чем двух тысячах казней через распятие, совершенных по тем же самым причинам при поддержке римских войск, прибывших из Сирии!
Само имя Иуда приносило несчастье! Разве в то же самое иремя другой Иуда, сын жертвы Ирода, Иезекииля, не провозгласил себя правителем Галилеи? Тогда на всех дорогах убивали солдат империи и для охраны самого ничтожного императорского посланца приходилось выделять целый хорошо вооруженный отряд! Копоний решил, что дешево отделался. Какое же дьявольское отродье все эти Иуды!
Следуя на юг, Иисус только и слышал, что о предводителе восставших Иуде. В одном из трактиров ему рассказали, что римляне распяли Мессию, поскольку Иуда наверняка был Мессией. Но в другом трактире Иисусу поведали, что Иуда не мог быть Мессией, поскольку Мессия жив и зовут его Досифаем.
Когда Иисус добрался до Скифополя, он даже не знал, что и думать. Скифополь! Новое языческое название города не изгладило из памяти исконное его название – Беф-Сан. Тот самый Беф-Сан, на стене которого несколько столетий назад висели трупы Саула и его сыновей, когда на горе Гелвуйской филистимляне одержали победу над израильтянами…
Уставший и опечаленный, мечтая о встрече с дружественной душой, Иисус вошел в город ближе к вечеру. Он брел куда глаза глядят, изредка бросая равнодушный взгляд на сооружения римской архитектуры – храмы, статуи, ипподромы, акведуки, колоннады. Почти на каждом перекрестке толпились доступные женщины и мужчины. Неужели жители Скифополя были такими уж сладострастными? Однако, судя по выражению лиц людей, предлагавших чувственные наслаждения, особой потребности в них не было. Впрочем, усталость и голод брали свое – Иисус не испытывал презрения. Он спрашивал себя, сумеет ли найти покой в этом месте, где смешались верования, надежды, глупости и волнения. Вот во что превратилось древнее царство Давида! Сумерки окрасили город в синие и черные тона, разрываемые красными пятнами, – это рабы вставляли факелы в железные кольца под арками, как было принято в римских городах. Иисус съежился под холодным порывом ветра. Именно в этот момент его заметила женщина, стоявшая на пороге богатого дома.
– Ты выглядишь разбитым, – сказала она. – Твои ноги покрылись пылью, а щеки запали. Не требуется ли тебе горячая вода и сытный ужин?
– Ты ошиблась, женщина. По твоей одежде я догадался, чем ты занимаешься. Я не стану отнимать у тебя время. У меня нет ни денег, чтобы купить тебя, ни потребности в мечтах, которыми ты торгуешь.
– Я не собираюсь вести с тобой торг. Я просто предлагаю тебе гостеприимство и ужин.
Весна этой женщины давно миновала. Ее густо обведенные глаза потухли. Было совершенно ясно, что она не предлагает себя. Однако осторожность возобладала над усталостью.
– Я ценю твое предложение, но ты должна знать, что я дважды чужеземец. Я не самаритянин и считаю священной горой Нево, а не Гаризим.
– Когда наступит Судный день, все мы окажемся у подножия одной горы, – произнесла она, не глядя на него.
Иисус кивнул и вслед за женщиной вошел в дом. Ковры и меха покрывали диваны, всюду курились благовония, факелы, вставленные в специальные держатели, освещали покрытые мозаикой стены. Зазвучали цитры, но тут же затихли по знаку хозяйки дома. Два нубийца напряглись в ожидании приказа.
– Я могу, – сказала женщина, – предложить тебе множество яств, но догадываюсь, что ты умерен в еде. Не хочешь ли рыбного супа, несоленого белого сыра и хлеба с кунжутом?
Иисус утвердительно кивнул. Слуги бросились подавать на стол. Пока Иисус ел, женщина держалась на почтительном расстоянии. Она смотрела на то, как он в начале и в конце трапезы читал молитву, а когда он поел и повернулся к ней, сказала хрипло:
– Ты задаешь себе вопросы. Я была отвергнута, поскольку оказалась бесплодной. Расскажи мне о себе.
– Меня зовут Иисус. Я сын плотника из Капернаума. Я надеюсь встретить кудесника по имени Досифай и, возможно, еще одного кудесника, которого зовут Симон.
– Кудесников… – задумчиво произнесла она. – Зачем надо искать встречи с кудесниками? – добавила женщина, словно обращалась к самой себе.
– Возможно, они знают больше… – предположил Иисус.
– А знают ли они больше?
– Знать – значит мочь, значит властвовать.
– И что с того? – спросила женщина с горькой иронией. Иисус замялся. Он никогда не предполагал, что можно подвергнуть сомнению силу власти.