Дикие пчелы - читать онлайн книгу. Автор: Иван Басаргин cтр.№ 98

Ночь прошла без тревог. Чуть свет вышли на корневку. Федор набил карманы патронами на случай, если придется отбиваться от бандитов, шел следом за корневщиками.

Ни в первый день, ни во второй корневщики ничего не нашли. Федор меньше всего присматривался к травам, с утра овладело им смутное беспокойство: ему все казалось, что кто-то следит за ними.

А следом за корневщиками шли Безродный и Цыган. Узнать их следы было нетрудно: корневщики были обуты в остроносые улы, а Федька – в тупоносые ичиги. Бандиты побывали у шалаша. Затем пошли по следам корневщиков. Крались, как рыси. К обеду услышали громкий крик: кто-то нашел корень.

– Корни нашли. С первым тебя корешком, Цыганище, – сказал Безродный.

К корневщикам подбежал Федька, наклонился. Ничего особенного. Шапка красных ягод, посредине пятипалые листья. Богатая плантация. Около пятнадцати корней были годны к копке, около полсотни молодых оставили расти.

Начали выкапывать корни. Работа эта тонкая, мудрая. Надо каждый корешок откопать костяной палочкой, не повредить нежную кожицу. Из тысячи разных корней выплести мочку женьшеня.

Медленно и утомительно шла работа. Федор почти не смотрел на нее. Он зорко осматривал сопки. Ему показалось, будто у скалы блеснул на солнце ствол ружья. А может быть, это роса блеснула. По взлобку метнулась черная тень – не то зверя, не то собаки. Пристально стал смотреть на скалу. Снова блеснуло что-то. Стало тревожно на душе: богатство в руках, а если за этим богатством уже следят злые глаза, если вприщур смотрит глазок винтовки?

Было жарко и парко. Тишина.

– Цыган, ты дуй на ту сторону, там занимай позицию, а я залягу на скале. До моего выстрела не пали. Знаю я тебя, мазилу. Первым я беру Козина, а остальных мы доконаем просто, – приказал Безродный.

– Добре. Ну я пополз. Буду ждать. Видно, добрый куш мы с них сдерем.

Безродный поднялся на скалу: отсюда корневщики были видны как на ладони. Залег за камень. Сто сажен для его винтовки – плевое дело.

– Ну вот, лиходей, пересеклись наши тропки. Отходил ты свое. За все сочтемся: за ошейник, за доносы, за Груню, – хрипло говорил Безродный, удобно укладываясь для стрельбы. – Изрежу тебя на кусочки и разбросаю на корм колонкам.

У Безродного чесались руки, чтобы дать выстрел, но его сдерживало то, что корневщики еще не выкопали корни. Ему же с Цыганом их копать не приходилось, куда легче было забирать готовенькие, в лубках-конвертах, обложенные мхом. Терпеливо ждал, как харза в засаде. Сорвал травинку, уже по-осеннему жухлую, и медленно жевал ее.

Цвиркнул поползень на березе, под чьей-то лапой ворохнулась листва. Безродный сжался, икнул, да так и застыл. Почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. Стоит и смотрит настороженно, а можем быть, злобно, изготовясь для последнего прыжка. Часы в нагрудном кармане отсчитывали секунды. Те же секунды отбивало сердце, тяжко бухая в груди. Глаза застлал туман страха. Корневщиков он уже не видел. Весь ушел в себя. Обернуться бы!..

Корневщики выкопали корень, показывали друг другу находку, а это был царственный корень, корень-женщина, которому еще нет в мире цены. Корень-сказка.

Цыган хмыкнул:

– Везет же нам. Ишь, какой корнище выкопали.

Безродный продолжал лежать в той же позе, застывшей, занемевшей, не смел пошевелить рукой. Боялся даже потянуться к нагану, что был засунут за пазуху. Невольно вспомнилась занемевшая спина Макара Булавина, его опущенные плечи. И, пересилив первый ужас за свою жизнь, с зыбкой надеждой, что ему померещилось, что за спиной никого нет, он резко повернулся и мгновенно застыл: понял – не будет спасения. Нагадал Цыган судьбу. И вот она, пришла. Сник Безродный. Над ним стоял во всей звериной красоте и дикой силе Черный Дьявол. Сволочь этот Гришка-подкидыш, как в воду смотрел. Пришел, видно, час. А если все же уйти от судьбы? Безродный застонал, жить захотелось, пополз на спине прочь от пса. Про все забыл: про револьвер, про винтовку, нож. Лишь стучала в висках кровь да навязчиво слышались из безвременья слова Цыгана: «Пес – твоя судьба. А судьба не конь и не баба: мы ее не выбираем – отродясь дается…» Черный Дьявол не спешил, он будто наслаждался страхом своего врага, наслаждался его унижением.

– Шарик! Шарик! Шарик, прости! Я…

И казалось, Шарик – Буран – Черный Дьявол сейчас скажет: «Да хоть смерть-то прими по-людски». Дрогнули рыхлые губы пса – Черного Дьявола, собаки-легенды, он прыгнул на грудь Безродному, тот пытался оттолкнуть его руками, но было поздно – впились клыки в горло…

Предсмертный вскрик, а затем визг, похожий на поросячий, повис над тайгой. Вскочили с колен корневщики, насторожились.

А горы все так же голубели, нежились в мирной дремоте, и не было им дела до того, кто кого убил. Они – исполины, человек в них – букашка.

Цыган тоже слышал визг и рев, но подумал, что тигр задавил поросенка. Он ждал выстрела Безродного. А выстрела все не было и не было. Вот корневщики докопали корни и ушли, но все же сделали традиционные затески, чтобы люди знали, когда и где были взяты корни.

– Струсил Степан, бога мать! Дура, корни-то ушли.

Цыган поднялся из-за валежины и пошел к напарнику. Вышел к скале, тихо свистнул. В ответ услышал тревожный шепот листвы, беспокойный говорок ключа. Над головой крутился юркий поползень. Он все видел и что-то хотел рассказать человеку. Цыган снова свистнул. В ответ тоскливо прокричала желна: пи-и-ить! пи-и-и-и-ить!

Упал листок клена, первый осенний листок. Цыган его поймал, размял в ладонях, понюхал: листок пах осенью. Нехорошее предчувствие сперло дыхание. Цыган вбежал на скалу и едва не споткнулся о труп Безродного. Он отпрянул в сторону, вскрикнул, круто повернулся и, ломая чащу, пробираясь через нее, бросился под гору. Запутался в лианах лимонника, рванулся, но тут же сорвался с обрыва и рухнул грудью на острый еловый сук. Еще нашел в себе силы вскочить, сделать шаг, другой, увидеть Черного Дьявола и упал головой в воду. Безродному нагадал судьбу, а про себя забыл. Вот и переплелись их судьбы, затерялись следы в тайге…

Пристав Баулин еще с вечера собрался поехать в Божье Поле и навестить вдову – Груню Безродную. В том, что Степан погиб в тайге, не было сомнений. Он обещал прийти к концу августа в Ольгу, а вот уже половина сентября – и нет о нем слуху. Но тут пришел пароход, а с ним грозный циркуляр, где Баулину приказывалось: ловить русских бандитов, бороться с нашествием беспаспортных закордонных, гнать из устьев рек японских рыбаков… И устья рек отдал на откуп Баулин. Японские рыбаки во время хода лососевых перегораживали реки сетями и вылавливали почти всю рыбу. Переселенцы и коренные жители оставались без рыбы. Они писали в губернию, силой отгоняли пришлых рыбаков, бунтовали. Ловили браконьеров и разных бродячих людей. Баулин прочитал приказ и по-мужицки выматерился. Он знал, кто оговорил его, – это генерал Крупенской, это Силовы, которые заперлись на хуторе и дрожат за свое богатство.

– Ну погодите, найду я на вас управу, – пригрозил Силовым Баулин, потому что Крупенскому он не мог насолить. Не тот чин. – Хорошо писать циркуляры, сидючи в кабинетах. Сотня казаков на всю тайжину. В бога мать! Сгинул Безродный, а где? Кто убил? Тут и с десятком тысяч казаков не отыскать его следы.