Ловушка горше смерти - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Климов, Светлана Климова cтр.№ 17

Господи Боже ты мой, как же в колонии ей хотелось всего того, что берегла для нее Манечка! Тушеной капусты, например, с кубиками розоватой, чересчур жирной дешевой свинины…

Дети вернулись голодные и проглотили все, что мать поставила на стол.

Коробов к ужину не вышел; когда она заглянула в его комнату, он спал одетым, при тусклом свете настольной лампы, под которой стояла еще одна пустая бутылка.

Лина погасила свет и, прибрав на кухне, пошла к мальчику.

Он укладывал сестру. Когда они стали жить в одной комнате, Иван уступил ей свой диван, а сам разместился в раскладном кресле, которое осталось от Манечки и стояло прежде в спальне родителей. Сейчас оно уже было разложено, постель на нем — аккуратно расстелена. Иван сидел на ковре у постели сестры и читал ей — раструб колпачка светильника был направлен таким образом, чтобы лицо девочки находилось в тени.

— Все, — шепотом сказала Лина, — Ванюша, она уже спит. Идем ко мне, нам нужно поговорить.

Сейчас впервые с тех пор, как пошла на работу, Лина обратила внимание, что сын вырос из своего тренировочного костюма, — особенно это было заметно внизу, где растянутые резинки штанов не закрывали тонкокостных щиколоток.

Однако денег, чтобы купить ему новую одежду, не было и не предвиделось.

— Проходи, Ванюша, — сказала она, — забирайся на диван, а я присяду рядом.

Мальчик усмехнулся и с ровной спиной пристроился на краю, как бы сразу давая Лине понять: дистанция будет соблюдена, несмотря на ее слова. То есть несмотря на то, что она напоминала ему о позах, в которых часто раньше они болтали у нее в постели: он — свернувшись калачиком у стены, а она — лежа на спине и покуривая. Очевидная демонстрация того, что он понял ее предложение, но воспользоваться им не собирается, подействовало на Лину как щелчок хлыста.

— Прости его, — торопливо сказала она и запнулась. Мальчик молчал. — Твой отец находится в крайне тяжелом положении, и у него вот-вот сдадут нервы.

Иван поднял голову, и она увидела, какое у ее сына взрослое, непроницаемо-спокойное лицо.

— Ну и что? — произнес наконец мальчик. — Ты думаешь, мама, только у него отчаянное положение?

— Я понимаю, — быстро проговорила Лина. — Ему не нужно было… не следовало… он не мог тебя ударить, это ужасная ошибка, он сорвался. Алеша всегда был выдержанным и спокойным человеком. Ты ведь уже простил его? Скажи же мне!..

Иван молчал. С гулко бьющимся сердцем, с каким-то мистическим ужасом от того, что всего лишь одно неверное слово — и она потеряет этого мальчика навсегда, Лина сказала:

— Послушай, ты уже совсем вырос и догадываешься, наверное, что такое любовь. Между мужчиной и женщиной. Ты ведь знаешь, кто были Адам и Ева?

— Да, — сказал Иван, и даже тени усмешки не возникло на его лице. — Мне Манечка как-то рассказывала о райском саде…

— Змей соблазнил Еву вкусить от древа познания добра и зла, и вот она полюбила Адама, — проговорила Лина, как бы упрощая для мальчика суть первородного греха. — С тех пор женщина не в силах преодолеть в себе тягу к мужчине… Когда мне было двадцать лет и я встретила Алексея, мы… в общем, я поняла, что это единственный человек, который мне нужен. Он был сильным, красивым, совершенно юным и нежным. Он защитил меня… Я не думала о том, что будет дальше. Но так получилось, что мы жили в разных городах и встретились только спустя много времени, когда ты уже родился. Он искал меня и за эти годы прожил непростую жизнь. Через год после нашей первой встречи он вынужден был жениться на девушке, которую не любил, потому что, работая тогда у ее отца, допустил ошибку, которую невозможно было исправить. Он как бы стал заложником у этих людей. Ты понимаешь меня?

— Нет, — сказал Иван. — Все это слишком отвлеченно. Любая ошибка имеет свою причину, и всегда возникает ситуация, когда или можно ее исправить, или нет. Это элементарная основа любой игры.

— Ванька! — изумленно воскликнула Лина. — Я ведь рассказываю тебе о твоем отце, разве человеческая жизнь сравнима с шахматной партией?

— Ты думаешь, нет? — спросил мальчик, и лицо его оживилось. — Очень даже сравнима. Если мы сейчас проанализируем то, что ты мне рассказала, то сможем обнаружить ошибку, проследить любой ход и даже просчитать заранее, будет он удачен или нет. И твой змей тут совершенно ни при чем.

— Какой еще змей? — растерянно спросила Лина.

— Тот, что в райском саду. Он молчал, как и все остальные змеи, а эта женщина, Ева, сама захотела полюбить Адама.

— Это тебе тоже Манечка сказала?

— Нет. Мне это сейчас в голову пришло… Мама, я, пожалуй, пойду спать.

— Иди, Ванюша. Нет, погоди, — окликнула Лина, — ты вернешься к Марату?

— Ты хочешь, чтобы я это сделал?

— Да, пожалуйста. Ты ведь хороший, умный, послушный мальчик.

— Ладно, — усмехнулся Иван, — я сделаю это ради тебя, а не ради спокойствия Алексея Петровича. Но только до лета, потому что со следующей осени я намерен серьезно заняться шахматами.

— Спасибо, — проговорила Лина. — Я и не заметила, как ты стал совершенно взрослым. — Но от того, что она это сказала мальчику, ей не стало ни легче, ни спокойнее.

Произошло еще несколько событий, заставивших Лину встать на сторону сына в отчетливо обозначившемся, уже почти враждебном противостоянии мужчин в доме. Иван все чаще раздражал Алексея Петровича, который уже не находил в себе сил, чтобы сдерживаться. Они почти не разговаривали, только раз, в конце апреля, на слова Коробова: «Иван, твой дед умер!» — мальчик лаконично ответил:

«Мне очень жаль».

Алексей Петрович вместе с Линой съездили на похороны в Полтаву, где жил его отец, в последний раз на своей машине. После этого Коробов ее продал.

Какие-то незначительные деньги Лина попросила оставить на хозяйственные нужды.

Остальное было отложено для погашения части долга, и эта часть, стоившая утраты гаража и автомобиля, составила всего лишь треть необходимой суммы. Лина видела, в каком положении находится Коробов, но согласиться с его предложением продать квартиру и временно поселиться с детьми в Полтаве не могла. Она не верила, что именно там, в этом сытом украинском захолустье, у чужих людей, ее муж сможет изменить свою жизнь настолько, что они «начнут все сначала», как он поговаривал.

Еще никогда она не испытывала такой растерянности перед жизнью. В доме все шло своим чередом: она уходила на работу, занималась стряпней, уборкой, какими-то мелочами, и дети ее не болтались по улице. Однако неустойчивость существования, казалось, навсегда определила их отношения с Коробовым: раздраженное молчание с его стороны и терпеливое ожидание — с ее. Лине впервые пришла в голову мысль расстаться с Алексеем Петровичем, потому что они уже как бы и не жили вместе; когда он на ее робкий стук не открывал дверь, она, укладываясь одна в своей спальне, обиженная и уязвленная его демонстративным отказом, не раз с ожесточением думала: «Так тебе и надо, жалкий трус, тряпка, пьяница…», не догадываясь, что разжигает в себе неистребимое влечение.