Андрей Рублев - читать онлайн книгу. Автор: Павел Северный cтр.№ 101

Опасения игуменьи сбылись, как только окрест начались пожары. Страх остужал и без того уставшие старческие души, и в трапезной редко слышались разговоры, но не стихал шепот молитв.

За последний год на душе Ариадны был покой. Сознание не тревожили мысли о судьбе Андрея. Он был рядом. И хотя они вступили на тропу старости, а на ней могут случиться всякие неожиданности, можно было послать весть и получить на нее ответ, чтобы быть уверенной, что он здоров и работает.

Но в княжестве застонали колокольные набаты, и у Ариадны ожили опасения. Что с Андреем? Где он? Одно ей важно. Только бы был жив.

Но в Московском княжестве великая беда – бродят по княжеству враги покорители, жгут и зорят его просторы. Татары уже дважды наведывались в обитель, увели коров и лошадей, забирали все, что попадалось на глаза, даже лампадное масло со свечами забрали, а потому приходится беречь остатки свечей, по одной ставить перед иконами в трапезной и в церкви, ибо, оставшись без богослужений, молятся монахини под чтение Евангелия.

Нашествие в Московском княжестве, а из-за него мечется по земле страх…

В Московском княжестве, охваченном бедствием, еще на знали, что в последние дни января хан Эдигей, получив из Орды черные вести о том, что его хотят лишить власти, сказал свое последнее слово князю Хороброму о сумме откупа за его добровольный уход из княжества.

Узнав слово хана, князь и бояре не сразу пришли в себя от испуга, но вынуждены были, спасая княжество от полного разорения, выплатить неслыханный по тем временам откуп в три тысячи рублей и в придачу к клятвенному обещанию дать хану и заложников.

Боясь потерять власть, Эдигей немедля приказал преданным ему воинам, стоявшим в Коломенском, гнать во весь дух в Орду.

Темник Хидыр готов был выполнить приказ хана, но, имея сведения, что в ближнем женском монастыре можно поживиться, решил по пути заглянуть в него, на этом особенно настаивал состоявший при Хидыре толмачом беглый тверской боярин, обосновавшийся в Орде. Хидыр вел конников к монастырю. Кони, увязая в сугробах, выбивались из сил…

Утро стояло радостное в позолоте зимнего солнца. Его яркие лучи не уменьшили крепость ночного мороза.

Игуменья Ариадна, оставив в трапезной захворавшую монахиню Глафиру с пятью сестрами, направилась в церковь. Тропа, вытоптанная в сугробах, вилась по березовой роще. На деревьях, отряхивая с ветвей блестки инея и перелетая с места на место, оглушительно стрекотали сороки. Игуменья вела под руку хромавшую схимницу Пелагею, а та, зажимая руками уши, надрывно выкрикивала:

– Сестрицы, не к добру веселость сорок! Беда возле нас. Не зряшное сказываю. Верная примета. Сорочья радость под солнышком не к людской радости.

Игуменья успокаивала встревоженную старуху:

– Господь с тобой, праведница. О чем толкуешь? Не будет беды. Миновали нас беды. Не донимай себя пустым страхом.

Но схимница, не унимаясь, продолжала выкрикивать:

– Забываешь про татар? А оне вовсе рядом. Зорят Русь окрест нас. Забываешь про нехристей. Не зря бедой пужаю, Ариаднушка. Не к добру стрекочут сороки в великую стужу! Пойдем ходче.

– Нельзя тебе спешить, задохнешься.

– Пойдем ходче. В храме вели двери накрепко затворить. Беду чую. Горе нам будет.

Схимница ускорила шаги, то и дело падала и вскакивала. Ариадна старалась ее поддерживать, но идти вдвоем по узкой тропе было неудобно, ноги проваливались в сугробы, но, понимая душевное состояние перепуганной престарелой схимницы, молчала…

В храме холодно, но светло.

Высоко в стенах прорублены узкие обрешеченные окна, и через них стены в росписи опушены инеем. Полосами золотой парчи в окна вливается солнечный свет.

Стоя на коленях, молятся старые монахини, перебирая четки, крестясь, кладут земные поклоны, вслушиваясь в чтение Евангелия. Перед аналоем с раскрытым Евангелием стоит игуменья Ариадна, четко выговаривая слова, читает главы о молении Христа в Гефсиманском саду. Радостно в храме от обилия солнца, и будто нет на Руси всенародной беды. Свежи краски расписанных стен. Певучи краски на иконах в алтарной преграде без позолоты. Гордая скромность в храме, и весь он во вдохновенных замыслах Андрея Рублева и Даниила Черного.

Перед киотами подсвечники, выкованные из железа. Только на редких иконах оклады из серебра, да перед иконами Деисуса серебряные лампады, но огоньков в них нет.

Читает игуменья свидетельства евангелиста о молитве Христа, а сама продолжает вслушиваться в сорочье стрекотание. По временам оно проникает в храм, и тогда чаще крестятся молящиеся монахини. Встревоженность схимницы Пелагеи передалась Ариадне. Успокаивая себя, она начинает читать наизусть, а сама внимательно всматривается в роспись на стенах, выполненную кистью Андрея. Хорошо знает все написанное им, неотлучно была в храме, когда он творил его украшение.

Замолчала Ариадна, когда услышала возле храма дикие гортанные выкрики и конское ржание. В дверь храма посыпались удары. Монахини, на мгновение оцепенев от испуга, вскрикивая, торопливо вставали. Стук в дверь все настойчивей.

– Не отпирайте. Беда к нам ломится. Татары, – кричала, заметавшись по храму, как хромая черная птица, схимница Пелагея. – Не отпирайте!

Снаружи в дверь ударяли бревном. Ариадна, перекрестившись, подошла к двери и отодвинула железный засов. Внутрь с криками ворвались конники. Монахини бегали по храму и наконец сгрудились на правом клиросе. Игуменья, вернувшись к аналою, продолжала чтение наизусть. Стояла выпрямившись, зажав в руках посох, увенчанный золоченым крестом. Конники толпились вокруг нее, крича и пересмеиваясь, кто-то из них попытался подойти к аналою вплотную и протянул руку к Евангелию, но от окрика игуменьи отшатнулся в сторону.

Пробивая путь в толпе конников ударами нагайки, в храм вошел темник Хидыр. Из-под мехового треуха едва видно его старческое морщинистое лицо. Сам татарин мал ростом. Следом за ним вошел молодой русич без шапки, но одетый в пестрый татарский халат. Темник, оглядывая храм, недовольно морщился: он не ожидал, что храм так беден. Оглядев все, темник крикнул:

– Костер!

Выполняя его приказание, несколько конников покинули храм и, быстро вернувшись с охапками сена и дров, зажгли в храме костер. Когда пламя набрало силу, темник, постояв около костра, погрел над ним руки. Вслушиваясь в непонятные слова, выговариваемые игуменьей, подошел к ней, не выдержав ее пристального взгляда, недовольно пробурчал:

– Ассалям галяйкум, баба.

Игуменья замолчала и, сдерживая волнение, смотря в лицо темника, ответила на его доброе пожелание:

– Вагаляйкум ассалям.

Правильно сказанные татарские слова понравились темнику. Он поманил русича-толмача, но не успел отдать ему наказ, как игуменья крикнула толмачу:

– Не погань голосом святость храма, гнилая душа! Без тебя сговорюсь с татарином.