Сказание о Старом Урале - читать онлайн книгу. Автор: Павел Северный cтр.№ 119

Савва задумался, вздохнул тяжело.

– Вот слушай! По саду пойдешь мимо беседки с голой мраморной бабой. Свернешь в ложок с сосенками, а по нему – до самой стены. Калитку отыщешь. Сейчас она на запоре. А ключик от нее я сохраняю. Понадобится она – скажешь загодя. Я и отворю. Из калитки выйдешь в нейвинский лог, а по речке до мельничной запруды рукой подать. Поняла? Завтре на досуге погуляй по саду... Проверь Саввины слова. Помни: за мельницей куда хочешь подашься... Куда пойдешь-то?

– Пока не знаю.

– То-то вот и оно. Значит, про то он один знает, да помалкивает.

– О ком речь ведешь?

– Ошибки бы какой не дал Прокоп Акинфич. Молод и горяч. Он тебя готов в зубах нести за тридевять земель. Только одно беда – дороги ухабистые, да больше лесные.

– Видал меня с ним?

– Видел. Ночью. У пруда с ним обнималась.

– Не убереглась, значит?

– От меня уберечься не просто. Ночью ловчее домового шагаю. Бедовой уродилась, коли от одного Демидова к другому, зажмурясь, в руки идешь. Помогу. Беги! Под любой пыткой не выдам. Охота и мне перед смертью хоть одно такое дело сотворить, чтобы на том свете черти из меня жилы полегче тянули, сковороду подо мной послабее калили. Охота, чтобы здесь на земле, где людские жизни губил, хотя бы одна рука свечу в помин моей души грешной затеплила.

– Савва! Неужли взаправду мне помочь решишься?

– Ежели завтра не найдешь той калитки, тогда не верь мне, окаянному.

– Господи!

– А хозяина старого тебе, стало быть, не жаль?

– Сам-то он когда кого жалел?

– Разум он без тебя утеряет. Подумать страшно, что тут содеется!

– Новую, еще получше, сыщет.

– Баб-то много, знамо дело. Только такую не скоро сыщешь. Помогу! До мельницы сам провожу, а уж там не мое дело. Только бы, говорю, у Прокопа ума хватило.

Савва с сомнением осмотрел Сусанну с ног до головы. Покачал головой.

– Греховности в тебе на пятерых баб с лихвой хватит. Водятся же такие на Руси! Спокон веков. Одна вон какая была! Всею Русью было завертела. Не хвати у пучеглазого братца, Петра Ляксеевича, силенок в монастыре ее утихомирить, не таскали бы теперича наши бары поверх своих волос конские хвосты в пудре, да шелк на камзолы не переводили... Скоро побежишь?

– Когда время придет.

– Не раздумай. Не струсь. Ночку выбери вот такую же ветреную. Беги до поры, пока лист не опал. По пути всего бойся, пока за горбы Каменного пояса не выберешься. Страх разум светлит.

– А если про все, что сейчас говорили, завтра хозяину скажешь? Если нарочно прикинулся добрым? Тогда что мне будет?

– Зря с дельного на пустяк скачешь. Демидовых щенятами за собой водишь, а мне на слово поверить боишься. Аль не слыхивала, что на Руси иные душегубы перед смертью праведниками обертывались?

– Поверила, Савва.

– Перекрестись.

Сусанна исполнила просьбу собеседника.

– Вот так. А теперича на небо гляди. Ишь как облачка вольно бегут. Ничем не удержишь. Так и ты побежишь. Твоя неволя – мой грех. Пособил взять тебя в демидовскую клетку, теперича пособлю из нее вырваться. Прокопу вели в лесах почаще оглядываться.

– Выслеживают там?

– Не выспрашивай попусту. Скажи ему, пускай разом подается к Тагилу да у Марьиного омута свернет на дорогу в осокинские леса. Там, на берегу Пужливой речки поспрошает заимку Егора Сыча. Дружок мне. Жизнь ему даровал против демидовской воли. Велел мне его Никита навек успокоить, а я отпустил. Пожалел. За сказочку про жар-птицу. Вели Прокопу, как свидится с ним, примету заветную сказать. Такие слова произнесет: дескать, Савва, мол, велел сказать, что у щуки на зубок горошина накололась. Не позабудь! Лучше Егора никто тебя на волю отселя не выведет...

* * *

Спустившись с башни, Сусанна не зашла домой, решила тотчас же искать заветную калитку, а главное, ей хотелось заверить себя, что Савва – друг.

Все годы она присматривалась к старику. Всегда чувствовала его расположение. Он вызывал в ней доверие, казался, несмотря на свою страшную славу, самым человечным из ближайших демидовских подручных. И вот нынче она отважилась открыть ему свой заветный помысел.

На душе у Сусанны стало радостнее, как услышала, что Савва одобрил ее план, посулил ей помощь и предсказал удачу.

Она быстро шла по парку, тревожно шелестевшему листвой.

Танька и Машка, сидевшие возле пруда, не заметили ее в тенистой аллее. Она еще ускорила шаги, почти побежала. Вот и беседка с мраморной богиней.

Остановилась, отдышалась, огляделась по сторонам. При таком-то шуме ничье ухо не уловит осторожных шагов.

Она стала спускаться в лог, поросший соснами, кустарником, папоротником, крапивой. Изжалила руки, но больше всего заботилась, чтобы не оставлять заметных следов в зеленой поросли...

В логу полумрак. Пересвистываются птички. Здесь над головой уже не шелест листвы, а тихий шорох высоких крон, хотя ветер сильно мотает вершины сосен. Сусанна натыкалась на мочажины родничков, обходила их по склону. Идти становилось все труднее. И вдруг нежданно – бревенчатая стека. Нижняя половина покрыта бархатистым зеленым мхом-ползуном. Выше вся стена в грибках. Впереди вдоль стены видны заросли бурьяна. Пошла к ним, спугивая ночных мотыльков. Пробиралась вдоль стены и скоро увидела то, что так стремилась увидеть, – калитку! Узкую, как лаз, и совсем низкую – не нагнувшись, не пройти. Савва сказал правду.

Сусанна прижала ладони к лицу, остужая жар щек. Вот они, ворота в новую жизнь. Только эта калитка отделяет настоящее от будущего, от свободы...

Какая-то пташка выпорхнула рядом, и Сусанна опомнилась. Ведь пока она здесь, и калитка еще не позади. Нужно удвоить осторожность; чем ближе долгожданный миг побега, тем отчетливее рисуются его подробности; чем больше людей втянуто в подготовку дела, тем больше угроза разоблачения. Значит, выжидать, притворяться и готовиться изо дня в день. Этот путь к калитке она решила запомнить так, чтобы уверенно пройти его даже в темноте...

Возвращаясь по откосу лога к беседке, она, сама не зная почему, вспомнила детство в родном Чернигове. Там тоже был такой поросший разнотравьем лог за родительским домом на окраине. Но достатка в доме не было, мира семейного – тоже: родители вечно ссорились друг с другом. Отец был купцом незадачливым, срывал злость на домочадцах, которые частенько перебивались с хлеба на квас. А потом, очень рано, девочка по удивленным взглядам встречных стала догадываться о выпавшем на ее долю даре красоты. Дар был так велик, и девушка воспользовалась им так умело, что он привел ее в Москву, сделал женой богатея, открыл много дверей...

Акинфия Демидова она повстречала впервые в столичном доме. Поняла, что лишила его покоя. Из-за нее он зажился в Москве, зачастил в их дом, завел было с мужем торговые дела. Демидов всегда заводил при ней разговор о диковинном Каменном поясе, завлекая собеседницу и мужа рассказами о богатстве и удовольствиях уральской жизни. Потом Демидов стал приносить подарки, говорил, что они, мол, тоже уральские.