Ледяной смех - читать онлайн книгу. Автор: Павел Северный cтр.№ 30

— Не беспокойтесь, жить вам я не позволю. Но вы Николаев, георгиевский кавалер, а потому уберете себя из жизни сами.

— Почему же моего сына, капитана Петра Николаева, также георгиевского кавалера, вы расстреляли в составе полка. Скажете, что не знали об этом? Мой сын был тем офицером, у которого вы спросили о его чине.

Колчак нажал на столе кнопку звонка. Приказал вошедшему адъютанту:

— Дайте генералу оружие.

— Какое, ваше превосходительство? — спросил раскаявшийся адъютант.

— Хотя бы браунинг! Когда научитесь соображать!

* * *

Николаев вышел из салона, и в коридоре адъютант, недоумевая, передал ему браунинг.

Колчак, закурив папиросу, открыл окно.

Видел, как генерал Николаев пошел через пути к перрону станции, но, обернувшись, увидел в окне Колчака. Минуту постояв на месте, он снова пошел к поезду, но сделав несколько шагов, застрелился.

1

В лесном распадке, верстах в шестидесяти от Омска, совсем под боком у железнодорожного полустанка Сыропятское, по вольготному раскинулось хлебное сибирское село. Речка делит его на две неравные части, и глядят на нее с двух сторон окна домов и изб. Речка руслом не широка, но обилие и бег воды в ней богатые. Лес вокруг села веселый, лиственный, водятся в нем и ели.

Верстах в двух (с сибирским гаком) от села излажена запруда, и речка наполнила водой овражек глубоким омутом. На запруде слив, а возле него водяная мельница. Ее строения, хозяйский дом на каменном фундаменте, крытый двор с глухостенными амбарами обступили рябины и плакучие ивы, а потому даже с проторенной дороги к мельнице ее сразу глазом не сыщешь.

Владеет мельницей вдова Капитолина Агафоновна Брусникина. Мужа от нее судьба отняла за год до германской войны. Мужик по облику был богатырь, но с изъяном. Хромал на левую ногу из-за увечья в коленке. Смерть свою мужик сам сыскал, и опять по несчастному случаю. По вешней воде надумал сам чинить водяное колесо мельницы, да оплошал.

Капитолина Агафоновна женщина видная и ростом, и складом тела, и пригожестью лица. По мнению всех, кто знавал ее, владела характером, коего на двух мужиков хватит. По годам уже вступила на ту жизненную тропу, когда бабья плоть от вдовства начинает уросить.

Мельницей правила с крепким расчетом на прибыли, красной нитью характера была у нее тяга к деньгам, а, от прочего вдовьего житья дружила с хмельным. По ее словам, пила с горя. Для своего одиночества не могла подобрать сожителя, потому требовала, чтобы он был молчалив, послушен ее желаниям и не мечтал соединиться с ней законным браком. Дала зарок кольцом свою судьбу ни с кем не спаивать.

Капитолина Агафоновна грамотная. Читает романы. Водятся они у нее от приложений к журналу «Нива», а из книжек узнает, как надо женщине любовь править, чтобы стать счастливой. Не раз правила любовь. Телу покой временный находила, а душевную пустоту заполнить до сей поры так и не могла.

Зачин Советской власти в Сибири пережила без особых тревог. От прав на мельницу ее не отвели в сторону, то ли не успели, то ли просто оставили до поры до времени хозяйствовать, потому работа мельницы всем нужна. Колчак объявился, и она уверилась, что так и узаконилась до конца своих дней мельничихой.

Работали на мельнице под ее приглядом только женщины. Завела этот порядок, когда обеднела губерния мужиками, угнанными царской волей на войну. По всей стране бушевал ураган гражданской войны, а в Сибири хлеба родились богатые, а потому без устали перетирали жернова мельницы душистое зерно своими тремя поставами…

* * *

В это утро Капитолина Агафоновна заспалась. Не слышала петухов. Пробудилась от стука в ворота и лая во дворе сторожевых псов. Соскочив проворно с постели, метнулась к окну, хотя знала, стучали пришедшие из села на работу женщины.

Распахнув створы окна, высунувшись в него, мельничиха недовольно крикнула:

— Ну, чего зыбаете, телки? Чать слышу!

Четыре женщины у ворот наперебой пожелали хозяйке доброго утра и перестали стучать.

Не закрыв окно, Капитолина Агафоновна, взглянув на иконы, торопливо перекрестилась, накинула на плечи платок и в ночной рубахе вышла в сени, остужая ступни босых ног о холодные половицы. Дойдя до двери, отодвинула лязгнувший железный засов на них, по ступенькам крыльца сошла в полутемный двор, и ее сразу обступили три сторожевые лохматые дворняги. Открыв калитку, мельничиха, оглядев пришедших женщин, уже добродушно заговорила:

— Тоже, вижу, зенки ото сна едва раскрыли. Никак к ведру утрошний ветерок?

— И не вспоминай, — ответила рослая женщина в солдатской шинели. — Кажись, опять, как вчерась, будет поддувать. Из меня ночесь ветерок весь душевный покой выдул. Сон гнал. Спать будто охота, а сна нет.

— А я почему заспалась? Тоже из-за ветра. До самой полуночи с боку на бок перекатывалась, кровать расшатывая. Не надул бы дождя.

— Да не будет мокрети. Месяц, сама знаешь, ужо надвое переломился, а во весь свой круглый лик только разок, да и то не шибко, дожжичком ополоснулся.

— Дай-то бог. Почаевничаем и за дело. Ноне рожь из второго амбара будем молоть. На селе че слышно?

— Да будто ничего, окромя, что кривая Авдотья вчерась соседа оглоблей огрела.

— За что?

— Будто за то, что его ребята у петуха перья из хвоста выдергали.

— Ну что скажешь. Война, а народ из-за петушиных перьев дерется. Про красных чего слыхать?

— Да чего ты тревожишься. Чать сама знаешь, что Колчак их сюды не пустит. А потом, Агафоновна, до нашего села далеко, да и на отшибе мы малость.

— Какое на отшибе. Железка-то под боком. Поди, слышишь, как чугунка голоса подает. А ты баешь, на отшибе. Для красных, голубушка, никакого отшиба нет. Я их повидала.

— Мы тоже видали.

— Вы им сродни, а я, по ихому разумению, притеснительница. Ладно, калитку запирайте на оба засова, потому ноне надо дышать с усторожливостью.

В полдень из-за наскоков порывистого ветра шелест листвы приглушал плеск воды на приводном колесе. Сруб мельницы содрогался от бега жерновов всех трех поставов. День стоял солнечный. На бледно-голубом небе проплывали облака самых причудливых очертаний.

Свернув с дороги, у ворот остановились две крестьянские подводы. С телег нехотя слезли шестеро солдат разных по возрасту, вооруженных винтовками. Трое из них безбородые. На телеге, запряженной сивой лошадью, из соломы торчало дуло пулемета.

Командир отряда — молоденький прапорщик при шашке и карабине крикнул:

— Разгружай!

Два солдата сняли с телеги пулемет и поставили возле самых ворот.

Прапорщик снова скомандовал:

— Гриценко, постучи в окно.