Шерлок Холмс против марсиан - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 34

– Мало! Знакомства – мало!

– Прямое вмешательство одного автора в творчество другого. Повлекшее за собой фиксируемые последствия.

Раздражена, отметил я. Это хорошо.

– Что еще?

– Зависимость интриги от привлекаемого материала… Есть! И «Война миров», и «Портрет Дориана Грея» сперва издавались в журналах, а потом, ровно через год в обоих случаях, отдельной книгой!

– Названия журналов?

– «Война миров» – «Pearson’s magazine». «Портрет Дориана Грея» – «Lippincott’s Monthly Magazine». Издательства давать?

– Не надо. Годы издания?

– «Война…» – тысяча восемьсот девяносто седьмой. «Портрет…» – тысяча восемьсот девяностый.

– Не годится! Это даже не третий род. Ищи!

– Вот! Когда Уайльда спросили об Уэллсе, он сказал: «Научный Жюль Верн»… Нет, не годится. Об этом пишет Борхес, мы не знаем, правда ли это. Выяснять?

– Сама как думаешь?

– Голяк. Так мы до капитана Немо дороем…

– Ищи! Факторы второго рода: факторы первого рода при существенном несовпадении жанров, направлений, стилистики. Имеются в виду противоречия с исходником. Далее: материал, чья общность с исходником строится через посредника…

В дверь сунулась баба Фима:

– Борщичка? Я согрела.

Я сломя голову вылетел из «детской» и прикрыл дверь.

– Спасибо! Вы просто чудо! Не возражаете, мы чуть позже…

– Остынет.

Еще немного, понял я, и доверие, заработанное в поте лица, сгинет. Отказаться от борща – да что там! просто дать ему остыть! – и мы вернемся к состоянию гражданской войны.

– Анализы берет! – тоном доктора Франкенштейна выдал я.

И указал на дверь.

– У Нюрки, что ли?

– Ага! Нельзя прерывать. Вот закончит, и сразу – борщ.

– Анализы – это правильно. Это на здоровье. И ты вышел, хвалю. Неча лыбиться, как девку анализируют. Я сейчас баночки принесу, с крышками…

– Не надо баночки!

– Молодой ты. Глупый. Анализы всегда в баночках. Не в руках же?

– Это особенные анализы. Виртуальные.

– Да ну?

– Точно говорю. Виртуальные – это когда…

– Ты меня, голубь, совсем за человека не держишь, – баба Фима ухмыльнулась, демонстрируя здоровые молодые зубы. Протезы были бы ровнее и не такие острые. – Вертухальные? Это когда ниц не робишь, очи гробишь?

– У вас в родне были поляки?

Все, на большее меня не хватило.

– Матушка моя. Со Станислува, коренная. Лады, я борщ в кастрюльку перелью. Освободитесь, покушаете. Я согрею…

Мое возвращение было ознаменовано воплем Тюни:

– Снегирь! Твою мать, Снегирь! Кто Холмса ввел?

Поскольку в крике явственно звучало ликование, я без колебаний признался в очевидном:

– Каюсь, детка. Грешен.

– Вот! «Джозеф Маршалл Стоддарт, американский редактор журнала «Lippincott’s Monthly Magazine», в августе 1889-го приехал в Лондон для организации британского издания своего журнала и изъявил желание увидеться с Конан Дойлем, автором понравившегося ему «Этюда в багровых тонах». Доктор Дойль получил приглашение на обед в отеле «Ленгем», который будет несколько раз упоминаться в историях о Холмсе…»

– Дальше!

– Кроме Конан Дойля, Стоддарт пригласил еще двоих: парламентария Джилла и Оскара Уайльда. Томный, изящный денди Уайльд и громадный Дойль, облаченный в свой лучший костюм, в котором он выглядел как морж в воскресных одеждах…

– Горячо!

– Стоддарт предложил обоим написать что-нибудь для журнала. Уайльд создал «Портрет Дориана Грея», а Конан Дойль – «Знак четырех»…

– Жарко! «Отбросьте все невозможное; то, что останется – и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался.» Это из «Знака четырех», Тюня!

– И наконец! Всем встать; маэстро, туш! Именно Оскар Уайльд дал Конан Дойлю совет превратить рассказ о Шерлоке Холмсе в полноценный сериал! Дориан Грей, крестный отец сыщика с Бейкер-стрит! Фактор первого рода!

– Занавес, – я сел прямо на пол. – Тюня, ты гений.

…и замечу, почтеннейшая публика, что привлечение факторов третьего рода – прямой путь к аварийному отключению. А так – ничего, живем. Ходим в каске и улыбаемся.

* * *

Борщ был – объедение.

Баба Фима натолкла туда уйму чеснока с салом, хлюпнула сметаны, а сверху посыпала укропом. Мои робкие возражения были отметены прочь – как выяснилось, мне не целоваться, потому что я на работе. Тюня уплетала за обе щеки, утомленная марьяжем денди-Уайльда и моржа-Дойля.

Пригорюнившись, хозяйка любовалась нами. Парадокс? В любом случае, я имел счастье наблюдать это удивительное сочетание настроений.

– У Сеньки брат из Америки прилетел, – без предисловий сообщила баба Фима. Видимо, предполагалось, что мы должны отлично знать и Сеньку, и его импортного брата. – На побывку. Сала не жрёт, зараза. Говорит, холестерин. Чеснока не жрёт, говорит, пахнет. Борща не жрёт. В борще, мол, сплошное гэмэо.

– А что жрёт? – деловито спросила Тюня.

– Хлопья с молоком. С обезжиренным. Вот уж точно гэмэо… Варька, соседка моя, когда своего барбоса выгуливает, такое гэмэо в пакет складывает. Лопаточкой. Потом на мусорку несет: выкидать. А Сенькин брат хрустит да нахваливает. Бледный, тощий, рот как у чахоточного… Эх, Америка, мать-мачеха, что ты с людьми делаешь?!

Я уже чуял, что это неспроста. Серафима Петровна к чему-то клонила, гнула разговор в коромысло, готовясь подцепить ведерко.

– Я ему намекаю: самогончику, а? Яблочного? Из деревни? Он рожу скорчил – нет, гляжу, пьет. Раз выпил, два, закусил холестерином. Третью под борщец, шестую влёт… Разговорились. Он все про Нюркину каску норовил. На жизнь, значит, жаловался.

– Про каску?

– Ага. Такую же хочет, а не может.

– Денег, что ли, нет? – хмыкнула Тюня. – Буржуй без штанов…

– Деньги есть. Мозгов нет. Так и сказал: мозги у него для ваших касок неприспособленные. Хоть в три розетки включай, толку не будет. Врал, а?

– Не врал, – я отвалился от пустой тарелки. – Есть такие люди, баба Фима. Надевают шлем, запускают программу, читают абзац, другой, страницу… И – ничего. Не получается у них войти в гиперкнигу. Буквы они читают, иногда – слова. Ко всему с линейкой лезут, холестерин меряют. Это вроде как надеть спас-жилет и пытаться нырнуть. Ты на глубину лезешь, а тебя выталкивает.

– Не по Сеньке, значит, каска, – задумчиво протянула баба Фима. – В смысле, не по Сенькиному брату. Ты вот скажи мне, птица-писатель… Сенькин брат, он кто – счастливый или несчастный?