Марш - читать онлайн книгу. Автор: Эдгар Доктороу cтр.№ 70

Ружейный огонь неожиданно смолк, и через пару секунд в тишине раздалась птичья трель.

Ближе к вечеру офицеры, наблюдавшие из укреплений, увидели, что посланные в пробную атаку удальцы сперва остановились, залегли, затем повернули назад, побежали и в конце концов прямо-таки кувырком с криками посыпались в свои траншеи. Смотри, идут, — проговорил сержант. Бобби Бразил поосновательнее пристроил винтовку на бревно. Вгляделся в смотровую щель. Действительно идут; и понятно, зачем идут, но тем не менее зрелище того, как они шли, было странно красивым: прямые, будто по линейке проведенные, шеренги, впереди конные офицеры с палашами наголо, знаменосцы с развевающимися боевыми флагами, и кричат, орут свои поганые сепаратистские кричалки, от которых у Бразила даже волосы на загривке встали дыбом. Откуда они, ч-черт, взялись! целая армия, будь она неладна, — пробормотал Бразил. Пли! — крикнул сержант, и он выстрелил, и все вокруг тоже, так что сразу заложило уши. Сквозь дым и пламя он видел, что в шеренге наступающих многие упали, но атака не захлебнулась, южане продолжают идти, да теперь, как он заметил краем глаза, пошли еще и с фланга — этакая длинная, искрящаяся вспышками огней единая лента, и пули — чок, чок, чок — зашлепали о бревно, замельтешили перед глазами обломки коры, и вдруг в поле зрения возник повстанческий офицер и его вставшая на дыбы лошадь; он развернул ее и махал своим солдатам — мол, вперед! — а сам широкой спиной у Бразила прямо на мушке, — эх, хороша добыча! Надо же ведь: такой большой, здоровенный дядя, доблестный воин и дамский угодник, а всей возни с ним — пальцем слегка нажать! Вот только — мама дорогая! — они уже взяли бруствер, прыгают ему чуть не на голову, причем первому Бразил успел — подставил штык, так из него — зар-раза! — еще и винтовку теперь не выдрать — что делать? бросить ее и бежать! — он бросил и побежал, по пути отмечая, что не один он такой, — а куда денешься, поди-ка, останови их! — и этот крик, этот животный визг несется не из одной только его глотки. И он что было сил побежал по лесу, пока не наткнулся на вторую линию траншей, куда свалился, хватая воздух ртом, пыхтя и задыхаясь позади реденькой цепочки синих мундиров, вжавшихся в землю, — теперь их черед. Вот и пускай теперь вместо меня отдуваются, — подумал Бразил, — потому что лично я этакий страх прежде испытывал только раз в жизни — когда меня в третьем классе на второй год оставили; ух и гадюка была эта наша сестра Агнесса Анжелика!

Не выходя из фургона, Перл отлично слышала звуки боя: обоз стоял не доезжая двух миль по дороге, и все в нем слушали — слушали возницы (собравшись кучками — вроде болтают друг с другом, но ушки на макушке), слушали офицеры, расхаживая взад-вперед по обочине, даже лошади вскидывали головами и принимались ржать при каждом орудийном выстреле или глухом ударе ядра. А еще дальше в тылу с мычанием передвигалось медлительное стадо и стоял фургон, в котором, заключенный в свой транспортировочный ящик, Альбион Симмс каждому удару вторил «бумм… бумм… бумм…», как будто мало ему настоящей канонады. Перл думала о Стивене Уолше. Такой умелец, так хорошо со всем справляется, что полковник-доктор ему уже доверяет больше, чем кому бы то ни было. Чем мне, это точно. Впрочем, беспокойства за Стивена она почему-то не испытывала, зато ей самой без него стало страшновато. Сидишь тут в телеге посередине Северной Каролины (эк ведь занесло-то!), а весенние ветра холодны, неуютны, да еще и марш подзадержался из-за битвы, и такая вдруг неприкаянность нападает: ты никто и ничто, ничья, и звать никак, и жилья тебе никакого не положено — даже на выселках, где на плантации хижины для рабов стояли. Просто девчонка, у которой нет ничего кроме свободы, — думала она. А впереди огромное пустое поле, жизнь, в которой совершенно не за что зацепиться, нечем сердце успокоить. Все, что виделось ей впереди, это дом 12 по Вашингтон-сквер в Нью-Йорке. Но вот попрощается она с опечаленными людьми из того дома, выйдет за дверь, и куда? Куда идти, по какой улице, да и с кем? Охваченная тревогой, она пропустила момент, когда Дэвид проснулся. А он вылез и сел к ней на колени, все еще зевая и протирая глаза. Ну, малыш, — сказала она, — и горазд же ты спать! Неужто не слышишь? Так всю войну проспишь.

Да, мэм, я слышу.

И совсем ни чуточки не боишься?

Не-а. Я есть хочу, — сообщил он.

Она достала из ящика с сухим пайком галету, дала ему, и вскоре он беззаботно жевал, рассматривая зажатый в кулаке сухарь, кусая и снова изучая то, как он становится меньше и меньше.

С телеги Перл соскользнула на дорогу и постояла, разминая ладонями затекшую поясницу. Развязала ленточку, скреплявшую волосы, и вновь собрала их, перевязала, а когда стояла, закинув руки за голову, заметила, что два офицера прервали разговор и на нее уставились. Заканчивать охорашиваться пришлось отвернувшись. При этом проскользнула у нее и такая мысль: Ах, Стивен Уолш, тебе бы лучше поскорее возвращаться, а то ты не один такой — найдется кому на мою красоту позариться!

Едва подразделения генерала Карлина обратились в бегство, Моргану тут же зашли во фланг, и его войско, только что отразившее фронтальную атаку, вскоре оказалось под ударом с тыла. Произведя выстрел в одну сторону, солдаты разворачивались кругом и стреляли в другую. Генерал Дэвис, командир Двадцать четвертого корпуса, спешно ввел в прорыв резервную бригаду, и тут Хью Прайс воспользовался моментом, чтобы удрать от офицеров штаба. Пропуская мимо ушей то, что ему кричали в спину, он решительно направился в сторону передовой — сперва вскочил на лафет проезжавшего мимо орудия, потом спрыгнул с него и побежал, перемахивая через камни и проламываясь сквозь кустарник, — в тот момент им овладело безумное возбуждение, он мчался, а его длинный, намотанный на шею шарф вился сзади как личный вымпел. Ха-ха! Никто! Никто из конкурентов не сможет рассказать о том, что он сейчас увидит собственными глазами!

Под ногами захлюпало. Вокруг густое мелколесье. Пальба совсем близко. Он нашел дерево побольше, подтянувшись, взобрался на нижний сук, сел на него верхом и стал глядеть сквозь дым, вслушиваясь в сокровенный пульс битвы: выкрики, хрипы, гнусавые взвизги пуль, рикошетящих от бревен и камней. Чувствовались даже волны жара, исходящего от множества изрыгающих огонь стволов. Война изменила и погоду: день побледнел — едкий дым наплывал клубами, будто души погибших, спешащие на небеса. И лишь когда в сгустившейся атмосфере боя произошел внезапный сдвиг, он вдруг понял, что позицию выбрал довольно странную и по отношению к битве находится не совсем в том положении, как хотелось бы. Война подобралась вплотную. Прямо под ним солдаты дрались стенка на стенку, валили друг друга наземь, резали ножами, кололи штыками, с размаху били прикладами ружей, и отчаянные их усилия сопровождал почти что слаженный хор надсадных звуков, похожих на сиплые аккорды расстроенного органа. Никогда еще Прайс не подходил так близко к сражающимся, никогда еще не видел въяве всех деталей войны, но вот увидел, и что же? Весь его репортерский запал вдруг куда-то канул, и единственное, что он почувствовал, это ужас перед вулканическим извержением допотопной, первобытной жестокости. Оказывается, война — это не приключение и не благородная борьба за правое дело, а лютая дикость, абсолютно бессмысленная массовая злоба, лишенная какого бы то ни было оправдания и не опирающаяся ни на идеалы, ни на мораль. Как будто Бог в ответ на самонадеянность и наглость человечества превратил его в дерущийся клубок безликих и безмозглых бесов. И тут все мысли в репортере прекратились, потому что послышался жуткий свист ядра, Прайс вскинул руки зажать уши ладонями и чуть-чуть поздновато заметил, что сшибленная верхушка дерева с треском валится на него.