Ушкуйники Дмитрия Донского. Спецназ Древней Руси - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Щербаков cтр.№ 20

– Пить, – пересохшим ртом прохрипел Ахмет и очнулся. Тожелым был сон, нелегким и пробуждение. Дородное тело сотрясала дрожь, тупой болью отдаваясь в голове, неподъемной, будто каменное ядро для тюфенги.

«Опять проклятый Никита кан не натопил», – подумал Ахмет, зябко кутаясь в стеганый халат. Только не с холоду морозило почтенного хранителя. Опять отнял у него накануне разум лукавый джинн, сидящий в сладком арранском вине. И не он ли, коварный искуситель, потешался над ним, всю ночь волоча за собою на безжалостном аркане? Зачем толкнул его снова нечестивый банщик Ибадулла на греховное для правоверных пьянство? Ведь сколь приятно было до этого омовение, как нежна была в уединенном банном покое девушка-служанка…

– Наиля, – мечтательно протянул Ахмет и тяжко вздохнул, ибо в келью, нарочито громко шаркая просторными туфлями, вошла его старая жена Фатима.

«Такая не приласкает! – с раздражением подумал Ахмет. – Сама как стоптанная туфля. Одного только от нее и дождешься – подожмет губы и прошипит: празднуй раз в месяц – будешь веселым, запразднуешь каждый день – будешь голым!»

Ахмет молча махнул рукою на жену, ставившую на столец у изголовья его лежанки чашу с ягодным взваром. Привычное кисловатое питье успокаивало, разгоняя греховные мысли.

«Да так ли уж и велико прегрешение мое? Велик аллах милостивый и милосердный, но и он примиряется с теми, что согрешили по неведению и тотчас же раскаиваются! За что карать бедного Ахмета? Покарай лучше, о всещедрый, лукавого соблазнителя – банщика Ибадуллу и другого нечестивца – приказчика Саида…»

Ахмет резко, будто от толчка, приподнялся на лежанке, едва не поперхнувшись взваром. Вспомянутое невзначай имя вмиг разогнало дурман, навеянный лукавым винным джинном, и до донышка, словно чашу от хмельного зелья, обнажило злосчастный вчерашний вечер.

«Зачем согласился я метнуть кости со злокозненным Саидом? И раз, и другой, и третий. Поначалу игра пошла удачно, а потом… Сколько же он должен теперь проклятому приказчику? И ведь не отопрешься – позор его случился, как и положено, при трех видоках – свидетелях…»

Ахмет сел, вытирая со лба липкую испарину.

«Разорит теперь Саид. Он свое не упустит!»

За тяжкими мыслями Ахмет не сразу и заметил своего старого раба Никиту, с поклоном вошедшего в хозяйскую келью, и потому вздрогнул, услышав вдруг хриплый голос русича:

– К твоей милости приказчик почтенного Шагид-Уллы Саид просится.

Вошедший вслед за оглашением раба Саид был деловит и бесцеремонен. И не мед тек с лукавого языка его в мятущуюся душу хозяина, но безжалостный яд.

– Честь игрока – в отдаче долга, почтенный. Когда могу получить я с вас двести дирхемов, которые ниспослал мне аллах во вчерашней игре?

– Но у меня сейчас нет таких денег, о высокочтимый!

Ахмет с трудом сложил дрожащие непослушные губы в униженную улыбку.

Показную учтивость на лице Саида сменила хмурая спесь. Точно степная гадюка на суслика, уставил он холодный беспощадный взгляд в суетливо бегающие зрачки Ахмета. Хозяин первым не выдержал зловещего молчания:

– Может быть, вам понравится что‑нибудь из моих скудных пожитков? Или я смогу оказать вам, почтенный, ценные услуги?

Ахмет с мольбою вгляделся в непроницаемое лицо Саида. Тот, потомив хозяина еще минуту, наконец нехотя обронил:

– Есть у меня нужда в одном воинском припасе. Только вот сможете ли в том помочь…

Между тем престарелый раб Никита, пытливо поглядывавший на молчаливых слуг Саида из предпечной ямы, от которой тянулись к дому кирпичные обогревательные каналы, оставил истопническое место и, подволакивая непослушную ногу, подковылял к Горскому.

– А никак вы, ребята, русичи! Не таитесь. Чего там! Такие же небось горемыки подневольные, яко и я.

– А ты здесь давно ли, дед?

– Пятнадцать годов уж, как из дому вышел. Вот по сей день и иду, токмо не в родную сторону.

– А в родную – пробовал ли?

Никита горько усмехнулся, указал перстом на хромую ногу:

– Вот она, моя проба. А всех и не перечесть. Не ведаю, как и жив‑то остался! Может, потому и не помер, что для родичей своих – живой довеку.

– Это как?

– А так. Сам я рязанский, с села Завидово.

Не замечая, как вздрогнул от того слова Горский, Никита домолвил:

– Бортничали мы добре в то лето. И надумали с соседом свозить медку в Рязань на продажу. Токмо перехватила нас в дороге набеглая шайка татарская. Пров – тот хоша и стрелой попятнанный, а в лес уйти сумел. Небось рассказал моей Настасье, что не убили мужа нехристи, а в полон увели. Значит, я и до сей поры живой для нее. Ежели, конечно, самой бог долгого веку дал. Каково ей, страдалице, одной сына да дочку подымать? Изба у нас в селе приметная была. Древоделя я не самый худой. И моей птахе-Дуняхе на потеху пустил я по бревнам, где только мог, птиц да зверей диковинных. И веришь, друже, до се сердце схватывает от донькиного последнего крика: «Возьми меня с собою, тятя!»

Никита вытер набежавшую слезу. И у Горского голос взволнованно дрогнул:

– А не было ль у избы вашей приметного дерева?

– Как не быть, – старик удивленно глянул на Петра, – березы-близняки росли мало не у крыльца. Стволы‑то у них срослись – не оторвать…

Горский, душа которого с каждым словом Никиты все более наполнялась радостным волнением, ибо все, о чем толковал старик, многажды слышал он от своей ненаглядной лады, порывисто шагнул к собеседнику и обнял его пригорбленные плечи:

– Жива твоя доня, отец! А я – муж ее…

К тому часу, когда приказчик почтенного Шагид-Уллы, сопровождаемый угодливо засматривающим ему в лицо Ахметом, вышел наконец из дому, первое волнение от нечаянной встречи уже схлынуло, и Горский успел поведать новоявленному тестю о судьбе дочери да и о деле, за коим обретаются в Булгаре княжьи дружинники. И на малый часец не усомнился он в том, что не след таиться от родного теперь человека, столь претерпевшего от татар. Старик, взволнованный и счастливый этим доверием, словно бы на глазах помолодел, расправил сутулые плечи.

– Жить мне все едино чуть да маленько осталось. Дак лучше я живот свой за Русь положу, чем в рабах довеку обретаться!

– Охолонь, отец! – Горский ласково положил руку на плечо Никиты. – Не оставим мы тебя в полоне, свидишься вскорости и с Дунею своею.

– А хоша бы и не свиделся, дак знать буду, что не пропал мой корень на земле, и, даст бог, добрая отрасль еще от него народится. Оттого и оставить сей мир не страшно!

Назавтра, еще в потемнях, южные ворота Булгарского детинца, нехотя заскрипев ржавыми петлями, растворились встречь малому отряду комонных, коих вел приказчик Саид. Всадники, а за ними и сани с ездовым ходко прохрустели подмерзшим за ночь снежком в улицы просыпающегося города мимо равнодушных стражей. А может, и не равнодушными вовсе были те воины – просто мешали рожденью иных чувств на скуластых лицах спрятанные за щеками серебряные монеты, на кои не поскупилась щедрая рука Саида.