Чингисхан. Волк равнин - читать онлайн книгу. Автор: Конн Иггульден cтр.№ 68

Арслан догадался оставить их наедине в первую ночь. Кузнец все еще тосковал по утраченным мечам. Он взял лук и пошел охотиться, предоставив Тэмучжину познавать свою олхунутку. Девушка, которая шла пешком, натерла ноги и к вечеру, когда они остановились на ночевку, окончательно выбилась из сил. Тэмучжин узнал, что ее зовут Елюн и что она всегда ухаживала за своей сестрой, Махдой, когда та заболела. Тэмучжин оставил их рядом с лошадьми после трапезы, но даже издали был слышен сухой кашель Махды. Они укутали девочек на ночь. Олхунутки не казались крепкими и выносливыми. Если Махда переживет путь на север, то Оэлун отпоит ее всякими травами, но надежда на это была слаба.

Бортэ была задумчива и молчалива, пока Тэмучжин раскатывал одеяло у трескучего костра. Он привык спать на земле в одном халате, но не мог заставить ее дрожать от холода. К тому же он не знал, к какой она жизни привыкла, не знал, как Шолой обходился с ней после его отъезда. У него не было взрослых сестер, поэтому ему было неловко.

Он хотел поговорить с ней по дороге, но она сидела, выпрямившись, напряженная, покачивалась в седле и глядела за горизонт. Он так и не нашел, с чего начать разговор, и теперь между ними возникла какая-то преграда, и он ничего не мог поделать.

Когда Арслан вернулся с охоты, то с обычной своей сноровистостью взялся послужить им. Выпотрошил подстреленного сурка, зажарил кусочки мяса до золотистой вкусной корочки. Потом ушел куда-то, затерявшись в сгущающихся сумерках. Тэмучжин ждал от Арслана хоть какого-то знака, что тот одобряет его обмен, но тот только мрачно молчал.

Ночь плыла над ними. Тэмучжин начал беспокоиться, не понимая, как развеять неловкое молчание. Он заметил гладкую смуглость лица Бортэ, когда она умывалась в ручейке, таком холодном, что даже зубы у нее застучали. У нее хорошие зубы, думал он, крепкие, белые. Он хотел похвалить ее, но это было все равно что восхищаться новой лошадью, а других слов не находилось. Да, ему хотелось, чтобы она оказалась с ним под одеялом, но годы разлуки точно возвели между ними стену. Бели бы она спросила, он рассказал бы ей обо всем, что произошло, но она не спрашивала, а он не знал, с чего начать.

Тэмучжин улегся, надеясь, что она услышит, как шумно он дышит, но девушка ничем не показала, что не спит. Он был как будто один — так он себя и чувствовал. Подумал было не спать до рассвета, чтобы она увидела, как он устал, и пожалела бы, что не обращает на него внимание. Любопытная мысль, но он не мог долго лелеять свою раненую гордость.

— Ты не спишь? — вдруг неожиданно для самого себя спросил он. И увидел, что она тут же поднимается и садится.

— А как тут уснешь, когда ты так пыхтишь? — откликнулась она.

Он вспомнил, как услышал тогда этот голос в темноте, и тот поцелуй. Его охватил жар, несмотря на то что ночь была ледяной.

— Я думаю, мы можем провести первую ночь под одним одеялом, — проговорил он. Ему хотелось быть мужчиной, но слова его прозвучали раздражающе жалобно, так что девушка хихикнула.

— Да как устоять перед такими нежными словами? — съязвила она.

С надеждой ожидал Тэмучжин продолжения, но воцарившееся вновь молчание было ясным ответом. Может, она и легла бы с ним. Он вздохнул, поймал себя на этом, когда Бортэ хихикнула, и быстро завернулся в одеяло. И, внезапно развеселившись, улыбнулся в темноте.

— Я часто вспоминал тебя все прошедшие годы, — сказал он.

Заметил, что девушка шевельнулась, и понял: она повернулась к нему. Он лег на бок и почесал нос — трава щекотала.

— И сколько же раз?

Он задумался на мгновение.

— Одиннадцать. А если считать эту ночь — двенадцать.

— Ты это все придумал, — заявила она. — И что ты обо мне помнишь?

— Что у тебя приятный голос и сопля под носом, — откликнулся он с такой небрежной искренностью, что она замолкла в изумлении.

— Я долго ждала, что ты заберешь меня у отца, — наконец сказала она. — Вечерами мечтала, что ты приедешь к нам на коне, возмужавший, настоящий хан Волков.

Тэмучжин напрягся во тьме. Не в этом ли дело? Может, из-за его нынешнего положения он умалился в ее глазах? Он приподнялся на локте, собираясь ответить, но она продолжала, не догадываясь о перемене в его настроении.

— Я отвергла трех молодых олхунутов, — рассказывала она. — Последнему отказала, когда моя мать была больна и вряд ли пережила бы зиму. Женщины смеялись над девчонкой, верной Волку, и все равно я ходила мимо них с высоко поднятой головой.

— Ты знала, что я приду, — сказал Тэмучжин с некоторым самодовольством.

— Я думала, что ты мертв, — фыркнула Бортэ, — но не желала выходить за какого-нибудь конюха и рожать ему детей. Над моей гордостью все смеялись, но больше у меня ничего не было.

Уставясь в темноту, Тэмучжин пытался представить, какую борьбу за жизнь ей пришлось выдержать. Может, не меньшую, чем его собственная. Если судьба чему и научила его, так это тому, что есть люди, которые от одиночества становятся только сильнее. Это полные жизни, опасные люди, и они взращивают в себе те качества, что не дают им сблизиться с другими. Похоже, Бортэ из таких. Да и сам он тоже. Он подумал о матери. Она говорила ему, чтобы он был ласков с Бортэ.

— Когда я в первый раз приехал к олхунутам, тебя предназначили мне, и мой отец одобрил выбор, — сказал он негромко. — Во второй раз я приехал по собственной воле, чтобы тебя найти.

— Ты хотел оставить во мне свое семя, и все, — глухо проговорила она.

Он пожалел, что не видит ее лица в темноте.

— Хотел, — признался он. — Хотел, чтобы в моих сыновьях и дочерях был твой дух — лучший среди олхунутов. Лучший из Волков.

Он услышал шорох и ощутил ее тепло: она приблизилась и забралась под его одеяло.

— Скажи мне, что я прекрасна, — прошептала она ему на ухо, возбуждая его своей близостью.

— Ты прекрасна, — хрипло ответил он. Распахнул ее халат и почувствовал гладкость ее живота. — У тебя очень белые зубы. — Она хихикнула ему в ухо, но руки ее уже ласкали его тело, и у него больше не было слов, да и не нужны они были.

Следующий день оказался неожиданно ярким. Тэмучжин ехал с Бортэ. Его чувства обострились почти до болезненности. Каждый раз, когда он касался ее кожи, то думал о прошлой ночи и грядущих ночах, потрясенный тем, что им пришлось испытать, и их близостью.

Они уехали не очень далеко, хотя Арслан усадил обеих сестер в седло и вел лошадь в поводу большую часть дня. Они останавливались поохотиться и в два лука добывали дичь, чтобы зажарить на ужин. Кашель Махды становился все сильнее, чем дальше уходили они от олхунутских юрт. Сестра девушки тихо плакала и ухаживала за ней. Арслан ласково разговаривал с ними обеими. К концу первого месяца Махду уже приходилось привязывать к седлу, чтобы она от слабости не свалилась с лошади. Никто не говорил об этом вслух, но все уверены были, что долго она не протянет.