– Ну, говорил я, что можно любому всегда утечь! – опять торжествует Глебка.
Вырвались мужики из окружения. Осмелели. Думают, а что, если им самим теперь захватить французов. Мысль озорная, всем нравится.
Обошли крестьяне болото сухими местами, взяли с собой мужиков из местной деревни, послали в другие, чтобы и те приходили на помощь. В общем, к рассвету все были на нужном месте.
Проснулись утром французы. Где же крестьяне?! А те у них за спиной. Вот уже и крики слышны, и самодельные пики пущены в ход, рогатины, косы, вилы. Правда, и ружей у мужиков с десяток, и две настоящие сабли. Заметались французы. Одни к трясине – тут их голубит верная смерть. Другие к крестьянам – навстречу им тянутся косы и вилы. Погибли французы.
Довольны крестьяне.
– Ну как?! – смеясь, обращаются к Глебке. – А говорил, что любому можно утечь!
Мотя
Отступают французы. Есть хочется. Нечего есть. Бродят французы по русским селам. Рыщут, где бы и чем поживиться.
Не забыта и деревня Ивановка. Недавно побывали здесь двадцать французских солдат. Сегодня явились семеро.
Ходят французы по избам. Пусты закрома крестьянские. Скотина куда-то припрятана.
Явились они к деревенскому старосте, вцепились в белесую бороду:
– Отвечай, где зерно укрыто.
Разводит старик руками:
– Третье лето у нас недород.
– Недород?
– Недород.
Обозлились французы, хлесть старика нагайкой:
– Недород?!
– Недород!
– Ах ты мошенник старый! – кричат французы. – Не желаешь добром, силой сказать заставим.
Схватили солдаты деда. Швырнули, как сноп, на лавку. Теперь уже двое стоят с нагайками.
Крутилась здесь Мотя – внучка упрямого старосты. Жалко ей деда, знает она, где зерно зарыто.
Взлетели над спиной старика, как цепа в обмолот, нагайки. Зажмурилась Мотя:
– Стойте!
Остановились французы, смотрят на Мотю.
– Дедушка хворый. Не бейте. Я покажу.
– Ах ты душа окаянная, – сплюнул старик с досады, потянулся к печному ухвату.
Съежилась Мотя.
– Но, но, – вмешались французы. – А ну, собирайся! – командуют Моте.
Собралась девочка. Идет, от обиды и страха всхлипывает. Вывела она французских солдат за околицу. Повела за бугор к оврагу.
Кусты над оврагом. Место укрытое. Пойди разыщи здесь зерно без Моти.
Спустились французы в овраг. Отмерила Мотя четыре шага от какой-то коряги, указала:
– Вот здесь.
Отложили солдаты ружья. Сняли мундиры. Лопаты в руки. Довольны французы: близка удача.
– А ну, не мешайся! – кричат на Мотю.
Роют французы. Потеют французы. Французы вовсю стараются.
А в это время там наверху, над краем оврага, из-за кустов высунулась чья-то бородатая голова. Следом за ней другая: улыбнулся Моте безусый парень, глазом хитро моргнул.
Смешно, хихикнуть хотела Мотя. Однако сдержалась.
Зашевелились кусты над оврагом. Поднялись крестьяне в свой полный рост. Один за другим прыгают вниз партизаны.
Минута, вторая – вповалку лежат французы. Руки вожжами скручены.
Идут партизаны домой. Гонят солдат французских.
– Эка, удачлива ты, Матрена, – хвалит девочку тот бородатый.
– Ахтеры вы с нашим старостой, – хихикает парень.
– Семь штук – дела нешутейные, – рассуждает какой-то мужик.
– Подумаешь, семь, – улыбается Мотя. – Намедни их было двадцать.
Вот и все. Вот и рассказ про деревню Ивановку, про отважную Мотю, Мотю-Матрену – русскую девочку.
В небольшом городке Боровске
Приемный пункт для плененных французов в небольшом городке Боровске. С самого утра начинают тянуться сюда крестьяне. Доставляют свою добычу. Кое-кто приходит и с ночи – быстрей бы управиться. Дел у крестьян и помимо французов много.
Вот мужики привели офицера. Вот крестьяне целый отряд пригнали. Две молодухи, смеясь и лузгая семечки, приволокли усатого егеря. Снова какой-то отряд. Старуха с ружьем и два гренадера. А вот пришагал мальчишка.
Маленький-маленький – мужичок с ноготок. Тоже привел француза.
– Дитятко!
– Родненький!
– Да как ты его довел?!
Топырит мальчонка губы:
– Это уже второй.
– Ух ты!
– Ох ты!
– Да кто же его споймал?
– Я, – отвечает мальчишка.
Собрались крестьяне вокруг. Верят – не верят.
– А ну, расскажи про геройство.
– Дуй!
– Не стесняйся!
– Бреши!
Обиделся было мальчонка. А потом рассказал:
– Мы с дедом его словили. Я и коза.
– Какая еще коза?!
– Манька, бодатая.
Интересно крестьянам.
– Ну, ну, поподробнее!
Оказывается, коза, привязанная к дереву у края дороги, своим видом приманивала поотставших французов, а дед оглушал их дубиной. Первого даже до смерти.
– Хитры, хитры… – говорят крестьяне.
– Значит, и Манька вроде в героях.
– А дед, ты смотри, мужик еще сильный.
– Сильный, – соглашается мальчик. – Только он при одной ноге. В армии фельдмаршала Суворова при крепости Измаил покалеченный.
– Выходит, солдат. Понятно.
– Ну, а вести-то такого тебе не боязно?
– Он же связанный.
– А вдруг побежит.
– Убежит! – усмехнулся мальчонка. – А это вот что? – и показывает на самодельную пику.
– И ты бы пырнул?!
– Пырнул!
– Эка жестокости сколько в малом, – процедила одна из молодок.
– Да, обозлились сердца, – задумчиво бросил какой-то крестьянин.
– Мне ее дед смастерил, – снова заговорил о пике мальчишка.
– Да что ты все дед да дед. А где же твой отец?
– Убит на войне родитель.
Французская шапка
Агапка мечтал о французской шапке. Той, что носят гвардейцы: из медвежьего меха, с высоким красным султаном и медной бляхой.
Отец у Агапки в партизанском отряде. Раздобыл он в каком-то бою долгожданный гостинец сыну.