Гриссел задумался. Он вспомнил о пропавшем запасном ключе от квартиры. Скорее всего, Слут отдала его человеку, которому доверяла. Возможно, мужчине, который время от времени занимался с ней сексом…
— Все может быть, — сказал он, — потому что чем больше мы ищем коммуниста и мотив, тем менее вероятно…
Зазвонил мобильный телефон Мбали. Она долго рылась в своей огромной сумке, прежде чем найти его. Гриссел и Купидон терпеливо ждали. Мбали несколько раз повторила: «Да, сэр» и «Спасибо, сэр», а потом отключилась.
— Он прислал еще одно письмо, — сказала она.
— И по времени все совпадает, — заметил Купидон. — Сразу после того, как мы побывали у бондаря.
— Нет, — ответила Мбали. — Все плохо. Летит в тартарары моя версия насчет стрелка по выходным.
26
«762a89z012@anonimail.com
От: 28 февраля, понедельник, 13.29
Кому: j.afrika@saps.gov.za
Кас.: Капитан Бенни Гриссел — лгун
Неужели я — религиозный экстремист, потому что радуюсь, когда соблюдается правосудие? (Притч., 21: 15).
Настоятельно прошу вас образумиться! Неправедные торжествуют с 18 января. Почему вы называете меня „бессвязным“? Я с самого начала утверждаю одно и то же. Вы знаете, кто убил Ханнеке Слут. Вы все много лет заодно с коммунистом. Мне пришлось кое-что предпринять, чтобы вы, наконец, одумались. Я черпаю силы из Главы третьей Екклесиаста. Это не экстремизм, это Истина.
Неужели вам важнее защитить, чем полицейских?
Вам придется выбирать».
— Сумасшедший сук… — начал Купидон, но осекся и покосился на Мбали. Та как будто ничего не слышала и с облегчением произнесла:
— Он отправил сообщение в обеденное время!
— Что-то новенькое, — заметил Гриссел. —
«Много лет… чтобы вы одумались».
— И опять «коммунист» в единственном числе, — продолжала Мбали.
— Когда он пишет в СМИ, он говорит об «убийцах» во множественном числе…
— И только одна грамматическая ошибка.
— А знаете, он прав. Он в самом деле с самого начала утверждает одно и то же.
— Только нам. Почему не журналистам?
— Может быть, он и им скажет…
Гриссел покачал головой:
— Я так не думаю.
— Я иду за ордером на обыск, — заявил Купидон. — Может, в доме бондаря найдется Библия с подчеркнутыми местами.
— Сначала верни досье, — велел Гриссел.
Он закрыл дверь кабинета, положил на стол пухлую папку и сел, облокотившись о столешницу. Потер глаза.
Надо взять себя в руки. Сосредоточиться. Сейчас он не в состоянии ни о чем нормально думать.
Он открыл досье, извлек оттуда последнее сообщение. «Вы все много лет заодно с коммунистом». Почему снайпер упомянул об этом только сейчас? Почему он с самого начала не сказал, что между его таинственным коммунистом и ЮАПС налажены давние связи? Если бы не цитаты из Библии, он готов был поклясться, что подонок с ними играет.
Гриссел достал из папки прежние послания и еще раз перечел их по порядку.
Снайпер все время виляет. Первые письма были полны угроз. Потом он перешел к цитатам из Библии. Вчерашнее письмо, изобилующее ошибками, можно назвать истеричным. И вот теперь новое послание… Он приводит те же цитаты из Священного Писания. И опять намекает на коммуниста, которого они якобы знают. Но им не известно ни о каком коммунисте!
Те же самые цитаты. Снова и снова. В голову ему пришла новая мысль. Может быть, снайпер в самом деле очень религиозен? Пусть он не экстремист, он несколько зациклен на религии. Возможно, принадлежит к одной из харизматических сект, в которых исцеляют наложением рук и «говорят на языках». Кстати, не была ли сектанткой Ханнеке Слут? Может быть, ее убил кто-то из тех, с кем она познакомилась там? Имелись ли у нее по-настоящему религиозные друзья или коллеги? Придется это выяснить, а еще придется показать Скелету послание со словами «много лет заодно».
Но сначала нужно позвонить, хотя он откладывает неприятный звонок вот уже два дня. Гриссел набрал телефонный код Джеффрис-Бэй, потом номер. Он долго слушал гудки, потом ответил женский голос:
— Марна слушает.
— Мадам, говорит капитан Бенни Гриссел из Кейптауна. Подразделение «Ястребы». Я работаю над…
— О том, что дело об убийстве моей дочери направлено на повторное рассмотрение, мне приходится узнавать из газет… — без упрека и довольно хладнокровно заметила его собеседница.
— Мадам, примите мои искренние…
— Как вам не стыдно, капитан! Журналисты донимают нас звонками. Не хочется плохо думать о стражах порядка, но вы очень затрудняете мне жизнь.
— Мне очень жаль, мадам. Если… Мне нет оправданий, я должен был давно вам позвонить.
— Ладно. Извинения приняты. У вас есть какие-то новости?
— Пока еще рано…
— Что там с человеком, который стреляет в полицейских? Он имеет какое-то отношение к моей дочери? Он позорит ее память!
Меньше всего ему хотелось обсуждать с матерью Ханнеке снайпера.
— Мадам, у нас довольно много вопросов, на которые мы пока не можем найти ответа. Отчасти поэтому я вам и звоню.
— И чем же я могу вам помочь?
— Позвольте мне еще раз выразить вам свои искренние соболезнования. Я понимаю, как вам сейчас трудно.
— Спасибо, капитан. Мы должны держаться. У нас нет другого выхода. Так о чем вы хотели меня спросить?
— По вашим показаниям, мисс Слут провела у вас Рождество…
— Совершенно верно.
— Сколько времени она у вас пробыла?
— Всего три дня. Приехала 24-го, а уехала 27-го. Она должна была перебираться на новую квартиру, но не знала, все ли будет готово вовремя. Поэтому и не осталась у нас погостить еще на несколько дней.
— В каком она была настроении?
— Капитан, вам известно, что ваш коллега Нкхеси спрашивал нас о том же самом еще в январе?
— Да, известно. Еще раз прошу меня простить. Я знаю, вам трудно снова переживать то же самое… трудность в том, что записаны только ваши показания с примечаниями следователя, который с вами беседовал. А я пытаюсь взглянуть на все свежим взглядом.
— Я сказала Нкхеси, что никогда еще не видела Ханнеке такой. Она была… — Голос Марны задрожал. Бенни понял, что разбередил рану. Его собеседница ненадолго замолчала, а когда заговорила снова, Гриссел понял, что слова даются ей с трудом. — Она была счастлива. Она никогда не выражала свои чувства очень бурно… Вся в меня. А тогда я сразу поняла, что моя девочка счастлива. Вот почему ее смерть… — Марне снова пришлось замолчать и собраться с силами. — Капитан, ее смерть стала огромной потерей.