Когда ей исполнился двадцать один, ее дядя по отцовской линии, Берт, подарил ей машину. Всего лишь ржавый от старости «крайслер-неон» (но кто бы жаловался!). И это немедленно подвигло ее отправиться в Малибу, до которого было две тысячи двести миль. Она быстро собрала в сумку кое-какую одежонку и двинулась в путь. Дней через пять Эллисон пришло в голову навестить свою кузину Поршию, которая жила в Альбукерке, как раз по дороге. И она свалилась родственнице как снег на голову. Но как только Поршия увидела ее на пороге, она всплеснула руками и запричитала:
– О Боже, Эллисон! Немедленно позвони матери. Она вся извелась и считает, что тебя уже нет в живых!
И все же исчезнуть на девять месяцев даже по меркам такого безответственного человека, как Эллисон Фитч, было перебором.
А главное, она не находила способа дать маме знать, что на сей раз все обстоит иначе. Не существовало безопасного средства связи, с помощью которого Эллисон могла бы объяснить: она не посылает весточек о себе не потому, что легкомысленная и эгоистичная стерва, просто у нее есть все основания опасаться за свою жизнь.
Она рассудила так. Будет лучше, если мама пройдет через весь этот ад, но однажды снова увидит дочь живой и невредимой, чем позвонить ей сейчас, облегчить страдания, а потом угодить в морг. В какой-то степени, думала Эллисон, это даже хорошо, что она приучила маму считать себя бездумной идиоткой. Сейчас она не так сильно переживает за дочь. Будь Эллисон образцовой дочерью, родители которой каждую минуту точно знали, где она и с кем, ее исчезновение стало бы причиной для невыносимых мук неизвестности.
То есть Эллисон хотелось верить в это, но в глубине души она знала правду. Ее мать сходит с ума от тоски.
Иногда во время своих скитаний ей удавалось одолжить чужой компьютер, чтобы провести поиск в Сети информации о себе и своем исчезновении. Ей попалась только одна заметка, появившаяся сразу после бегства, а потом – ничего. Не слишком-то приятно узнать, как мало ты на самом деле значишь. Можешь пропасть, и никто не удосужится даже поместить твое фото на пакеты с молоком, как делают в случае исчезновения детей. Да, вероятно, для этого она уже была старовата.
Но естественно, ей попались на глаза истории о смерти Бриджит Янгер. В статьях почти не приводилось подробностей, но и то, что публиковалось, было совершеннейшим и наглым враньем. «Скоропостижно скончалась». Да, с этим не поспоришь. А вот все остальное… И если бы Эллисон не была твердо убеждена, что убежать и спрятаться – самое разумное в ее положении, она бы поняла это, прочитав материалы о смерти Бриджит. Если облеченные властью люди могли безнаказанно убить даже такую женщину, им сошло бы с рук любое преступление.
В общем, о явке в полицию она даже не помышляла. Ей пришлось бы признаться в шантаже, к которому пыталась прибегнуть, но это едва ли стало бы для нее главной опасностью. Эллисон догадывалась: расскажи она полицейским обо всем, что знает, и ей не жить. И потому она теперь находилась в постоянном движении. Начиная с того момента, когда чудом спаслась бегством из собственной квартиры.
С той секунды, когда Эллисон Фитч поняла, что произошло в спальне, что убийцу подослали для расправы с ней, но по ошибке погубили Бриджит Янгер, она начала свой долгий побег. Вылетела на Очард-стрит так стремительно, как выскакивают из домов люди при взрыве газа или пожаре. Потом бросилась в южном направлении без особой причины, за исключением лишь той, что с севера тротуар блокировала группа пожилых экскурсантов, столпившихся, чтобы изучить единственный на всех экземпляр путеводителя. На первом же углу Эллисон свернула на запад, затем на север и опять на запад. Бежала что было сил, меняя направление на каждом перекрестке с единственной целью – сбить со следа страшную женщину, убившую Бриджит.
Вскоре она резко свернула и оказалась в кофейне, даже понятия не имея, на какой улице находится. Проходя мимо стойки, Эллисон крикнула:
– Латте, средний, пожалуйста!
Это для того, чтобы никто не придрался за пользование туалетом. А потом стала лихорадочно соображать, где находится, и машинально спустилась по каменным ступеням в подвал. Нашла туалет. Дернула за ручку. Заперто.
– Минуточку! – откликнулся кто-то изнутри.
И Эллисон топталась у лестницы, поминутно глядя вверх и ожидая увидеть, как к ней спускается убийца.
Наконец из туалета вышел мужчина. Она скользнула в тесную кабинку, где помещались лишь унитаз и крошечная раковина, опустила крышку и села. Все еще пытаясь отдышаться, достала свой мобильный телефон и задумалась, кому может позвонить.
Когда твой блестящий план шантажировать жену генерального прокурора летит к чертям собачьим, а очень могущественные люди подсылают к тебе наемного убийцу, кому следует звонить в таких случаях? Интересный вопрос. Но тут, бросив взгляд на свой телефон, Эллисон вдруг поняла, что через него ее могут легко отследить. Отключив трубку, она подняла крышку унитаза, бросила телефон и спустила воду.
Идти в полицию рискованно. И можно было не сомневаться, что за квартирой матери уже следят. Эллисон даже не могла обратиться к друзьям, потому что испортила отношения со всеми, как с Кортни, – брала деньги взаймы и не возвращала долг. А еще присваивала чаевые, оставленные другим официанткам. Спала с парнями подруг.
Похоже, не осталось ни одного моста, который она не успела бы спалить. «До чего же ты тупая и нелепая сучка!» – подумала она о себе. У нее в кошельке осталась пара сотен долларов. Хватит на автобусный билет, чтобы выбраться из Нью-Йорка. А как только она покинет город и почувствует себя в относительной безопасности, можно будет обдумать свой следующий шаг.
Кто-то постучал кулаком в дверь туалета. У Эллисон чуть сердце не оборвалось.
– Эй, вы что, там пиццу едите, или как?
* * *
Сначала она обосновалась в Питсбурге, если только можно назвать словом «обосноваться» остановку на ночь. Денег на билет ей хватило до Филадельфии, откуда пришлось двигаться дальше автостопом. Эллисон рассудила, что лучше направиться на запад, но так, чтобы маршрут не пролегал слишком близко к Дейтону. Первую бездомную ночь провела на скамье в Гаррисбергском парке, а утром зашла в туалет ближайшего «Макдоналдса», чтобы привести себя в порядок с помощью того немногого, что лежало в сумочке: расчески, губной помады, теней и туши для ресниц. Несомненно, ей необходимо было найти работу. Но начать следовало хотя бы с душа.
В Питсбурге Эллисон поняла, что без ночлежки для обездоленных не обойтись. Там ее покормили и позволили помыться в душе. Причем свою сумочку она взяла с собой и повесила поближе, чтобы не украли, лишь чуть в стороне от брызг воды.
Кредитные карты были бесполезны. Во-первых, по большинству из них она уже и так перебрала денег, а во-вторых, стоит ей воспользоваться картой, как они тут же нападут на след. А потому Эллисон согнула их пополам, сломала и выбросила в мусорный бак.
Одним из условий пребывания в ночлежке была посильная помощь немногочисленному персоналу. Она попросилась на кухню, где работа оказалась ближе всего к ее когда-то привычным обязанностям. Эллисон прожила там почти неделю, пока однажды в ночлежку не явились городские полицейские и начали задавать вопросы. Не о ней. Копы искали свидетелей нападения на бездомного мужчину три ночи назад и его зверского избиения до смерти. Но Эллисон пришлось столкнуться с представителями закона лицом к лицу, а она опасалась, что ее фото как пропавшей без вести может находиться в базе данных компьютеров и, опознав ее, они вернутся.