Поверь своим глазам - читать онлайн книгу. Автор: Линвуд Баркли cтр.№ 68

Поступки и слова Лена Прентиса потрясли меня до глубины души. Он сильно разозлил меня, назвав Томаса умалишенным, заявив, что брату место в психушке, но в то же время меня не могла не встревожить история о том, как Томас пытался столкнуть отца с лестницы. Неужели это правда? Могло ли такое произойти на самом деле? Папа никогда ни о чем подобном не упоминал, но это не означало, что инцидента все-таки не случилось. Отцу вообще не было свойственно обременять членов семьи своими проблемами. Лет десять назад он обнаружил на своей мошонке странное уплотнение, но ни словом не обмолвился об этом маме. Просто пошел к врачу и проверился. Когда пришли результаты анализов, они оказались благоприятными, а опухоль со временем рассосалась. И только много позже, когда мама заболела сама, их общий врач случайно выдал секрет, спросив, как там дела с опухолью Адама.

Ну и скандал же она закатила отцу! Мама и меня втравила в это дело, чтобы я высказал старику все, что об этом думаю. Но только я промолчал. Таков уж был отцовский характер, и я понимал, что его уже ничто не изменит. И если, живя под одной крышей с Томасом, ему приходилось сталкиваться с проблемами, делиться ими со мной он не спешил. Вероятно, полагал, что если станет обо всем мне рассказывать, я почувствую себя обязанным помогать ему (и я, несомненно, предложил бы помощь), но как раз этого ему и не хотелось. Ответственность за Томаса отец считал исключительно своей прерогативой, но не моей. По его мнению, я должен был продолжать жить своей, совершенно независимой от них с Томасом жизнью.

Однако отцу необходим был кто-то, кому можно все выложить без утайки, но кто не попытается вмешаться и активно поучаствовать в решении проблем. Вот Лен и стал для отца человеком, который, как ему казалось, всегда готов был с сочувствием выслушать его, правда, с моей точки зрения, ни на какое сочувствие этот тип способен не был. Лен всегда был ограниченным и бесчувственным, как чурбан.

Мне не терпелось расспросить о том случае Томаса, но мог ли я считать его надежным свидетелем там, где речь шла о его собственных поступках?

И пока я возвращался от Прентисов, у меня возникло ощущение, что я позволил втянуть себя в водоворот событий. Я ведь приехал из Берлингтона в Промис-Фоллз, чтобы разобраться с наследством отца, каким-то образом устроить будущее брата и избавиться от дома, но пока ни к чему даже не приступил. Постоянно что-то отвлекало и сбивало с намеченного пути. Странные, бередящие душу слова на компьютере отца. Одержимость Томаса нелепым лицом в окне. Конфликт брата с Леном Прентисом, а теперь еще и стычка, которая, очевидно, возникла в свое время между Томасом и отцом.

И было еще кое-что, к чему я мысленно возвращался. Трактор-газонокосилка. Выключенное зажигание. Поднятые режущие элементы. Все указывало на то, что отец прекратил косить. Но ведь работу он не закончил. Почему же перевел вверх отсек с лезвиями?

Существовала вероятность, что его заставили сделать паузу. Не мог ли кто-нибудь подойти к краю склона и завести с ним беседу? Говорить при включенном моторе трактора было затруднительно, и потому отец повернул ключ зажигания. А если ему показалось, что перерыв получится долгим, он позаботился о том, чтобы поднять насадку с лезвиями.

Могло ли все произойти именно так? Действительно ли кто-то остановился рядом поболтать? Ведь время и место для этого были самыми неподходящими. А место к тому же просто опасным, учитывая крутизну склона. Сидя за рулем трактора, отцу пришлось бы постоянно отклоняться всем телом в сторону вершины холма, чтобы не дать машине опрокинуться. И стоило ему забыться на мгновение и выпрямиться, как дьявольский агрегат перевернулся бы, потеряв опору.

Что в итоге и произошло.

Но если трактор опрокинулся, когда его уже остановили, а мотор отец заглушил, чтобы иметь возможность с кем-то поговорить, то кто, черт возьми, был тот человек и почему он немедленно не поднял тревогу?

Ведь это Томас в конце концов позвонил в полицию. После того как нашел отца уже мертвым, придавленным к земле трактором. Если только… Если только не из-за Томаса отец прервал работу. Если только не с Томасом ему понадобилось поговорить. И если между ними возникла перепалка, достаточно было бы легкого толчка, чтобы отец начал падать, увлекая трактор за собой. Нет! Невероятно. Просто мой мозг опять пошел вразнос, как в том случае, когда я обнаружил слова «детская проституция» среди поисковых фраз в компьютере отца. Мысли заводили меня в тупик.

Это стресс, сказал я сам себе. Стресс после смерти отца, постоянное напряжение от необходимости полностью взять на себя ответственность за брата – все это теперь сказывалось. У меня даже не осталось времени для естественного в моем положении горя. А когда мне было горевать и оплакивать отца? С момента приезда сюда я оказался занят множеством дел. Организацией похорон, встречами с Гарри Пейтоном, хлопотами из-за Томаса, которого к тому же пришлось возить на прием к Лоре Григорин.

Только сейчас я осознал, как тяжело мне приходилось без папы, без его надежных рук и моральной поддержки.

– Я так скучаю по тебе, – произнес я, впиваясь пальцами в руль. – Мне так тебя не хватает.

Остановив машину на обочине, я поставил ее на ручной тормоз и сидел, упершись лбом в рулевое колесо. Я еще не обронил ни слезинки с тех пор, как мне позвонили из полицейского участка Промис-Фоллз и сообщили о гибели отца. Но теперь мне понадобились все внутренние силы, чтобы все-таки не сорваться. Может, я был даже больше похож в этом смысле на отца, чем осознавал сам, и тоже умел накрепко запирать чувства внутри, не вываливая своих проблем перед другими людьми. Я очень любил отца и чувствовал себя потерянным, когда его не стало.

Через несколько секунд я достал сотовый телефон, набрал номер и услышал:

– Редакция «Стандард». Джули Макгил слушает.

– Почему бы тебе не заехать к нам сегодня поужинать?

– Это Джордж Клуни?

– Он самый.

– Тогда непременно.

* * *

В кухне я увидел бутерброд с тунцом на тарелке с той стороны стола, где обычно сидел я. Рядом располагалась аккуратно сложенная салфетка и стояла уже открытая бутылка пива, которая, естественно, была теплой.

– Ах ты, паршивец, – пробормотал я себе под нос. – Ты все-таки приготовил еду.

Я знал, что сам поручил ему это, но, признаться, не питал особых иллюзий, что поручение будет выполнено. И потому почувствовал себя слегка пристыженным. Я постучал в дверь комнаты Томаса и вошел.

– Спасибо за сандвич, – сказал я.

– Не за что, – ответил он, сидя ко мне спиной.

– Где ты сейчас?

– В Лондоне.

– И какой он?

– Старый.

– Ты сам-то поел? Надеюсь, не стал дожидаться меня?

– Поел. А потом сунул свою тарелку, стакан и миску, в которой смешивал тунца с майонезом, в посудомоечную машину.