– Было это, Гурьянов. А может, и не было. Может, ты сначала в квартире у Фогарева кого-то застрелил, а потом и Кабалоева догнал.
– А кого я там пристрелил? – встрепенулся Никита.
– Ну, не знаю… – пожал плечами Овчаренко. – Но ведь мы узнать можем.
– От кого?
– А кто с тобой был в квартире у Фогарева?
– Макс?
– Я не думаю, что его будет трудно расколоть.
– Может, будет… А может, уже…
– Это ты о чем, Гурьянов?
– Да так, мысли вслух…
Никита чуть ли не до крови закусил губу. Что, если Макс уже сдал его? Из дома он не выезжал, но ведь у него есть мобильный телефон, который никем не прослушивается. Он ведь мог и позвонить ментам. И позвонить, и обговорить все детали…
Темнит Овчаренко. Такое ощущение, что он знает о трупах Лютого и его дружка, которых похоронили неизвестно где. Знает, но не предъявляет. Или не хочет светить источник информации, или ему действительно не интересно, что стало с этими двумя бандитами. Это ведь трупы искать надо, а без них дело раскрытым не признают, а «глухари» никому не нужны. Может, он действительно готов остановиться на одном убийстве?..
– Думай, Гурьянов, думай.
– Так думаю.
Никита и с Ларисой спал, и самого Макса все-таки подвесил за крюк словно боксерскую грушу. Может, Макс отомстил ему и за то, и за другое? Хотел упечь его за решетку надолго или даже навсегда, потому и рассказал Овчаренко про все три трупа? Он обязательно расколется, если менты возьмутся за него официально, и вряд ли Фогарь проклянет сына за его подлость…
А вот Никита не только проклянет подлеца, он его еще и накажет. Когда представится такая возможность. А она представится, если он сядет на относительно недолгий срок…
– Думай, думай.
Никита набрал в легкие воздуха и выпалил:
– Кабалоев действительно собирался в меня выстрелить. Я его всего лишь опередил.
– Отлично, Гурьянов! – обрадовался Овчаренко. – Ты выстрелил на опережение и убил Кабалоева, так?
– Так.
– Но ты же за ним гнался?
– Гнался.
– Почему?
– Он пытался ограбить квартиру. Думал, что дома никого нет, попытался вскрыть дверь, а тут я. Он бежать, я за ним. У него был пистолет, у меня тоже. Я бы не стал стрелять в него, если бы он не достал пушку…
– Ограбить квартиру хотел?
– А что, такого быть не может? – угрюмо спросил Никита.
Он занес ногу над пропастью. Обратного пути уже нет, но ведь он может и не упасть, если менты не выбьют из-под ноги тонкий шест, переброшенный через эту пропасть. А они запросто могут сделать это. Сейчас Овчаренко скажет, что грабителей было трое, и спросит, куда делись остальные. Да и не грабители это были, скажет…
– Может. Очень даже может. А отмычки Кабалоев мог потерять, когда убегал от тебя, так? – широко улыбнулся майор.
– Потерял, – в ожидании подвоха кивнул Никита.
– Бывает и такое. А ты отмычки видел?
– Видел.
– А кто еще видел? Кто с тобой в квартире был?
– Макс был. Но он ничего не видел. Спал он. Со спиртным перебрал.
Никита чувствовал себя мухой, над которой занесли свернутую в трубочку газету. Майор мог пришлепнуть его к стенке правдой-маткой, но он не спешил делать это.
– Значит, ничего он рассказать не сможет?
– Нет.
– И ты ему про убийство ничего не говорил?
– Нет.
– Тогда про Макса вообще не упоминай. Не было его в квартире, и точка. А то вдруг что-то не то сболтнет.
– Что, не то?
– Тебе лишние проблемы нужны?
– Нет.
– Тогда делай, что тебе говорят.
Майор сдержал свое слово, и явку с повинной обеспечил, и показания в выгодном для него свете снял. Но это еще больше уверило Никиту в том, что менты выводят Макса из-под удара. Видимо, в благодарность за ценную информацию, которая помогла раскрыть им убийство.
Часть вторая
Глава 10
Костюмчик должен сидеть. Вместе с хозяином. Никите отмерили четыре года общего режима, и костюмчику, выходит, тоже. Он будет отсиживать срок в бараке с выходом на обязательные работы, а его вещи – отлеживать эти четыре года на вещевом складе, куда Никита его сейчас и сдает. Только сдаст ли?
– Слышь, мужик, ну с тобой же нормально говорят. Пацан через неделю откидывается, ему конкретный прикид нужен.
Бритоголовый амбал, с маленькими приплюснутыми ушами, смотрел на Никиту немигающим взглядом. Пальцы веером, руки коромыслом, край верхней губы презрительно приподнят. Он говорил напористо, но пока еще не зло – в надежде, что Никиту можно будет развести на словах. Но в любой момент он мог выйти из себя, а сила за ним реальная. Он и сам по себе, судя по всему, неплохой боец, а за ним еще два бугая.
– Согласись, что свобода – это святое.
– Согласен, – кивнул Никита.
– Ну, вот видишь… Сейчас ты отдашь свой костюмчик на святое дело, а потом сам возьмешь. Когда у тебя звонок?
– Скоро.
Четыре года – большой срок, но все-таки это не вечность. Тем более что Лариса обещала его ждать из тюрьмы. А если она обещала, то дождется обязательно. Мало того, Фоган счел, что Никита пострадал за его сына, поэтому сохранил за ним зарплату – денежки капают на его счет, и четыре года в неволе принесут ему полмиллиона долларов. Он выйдет на свободу и начнет строить отель на своем участке. Это их совместный с Ларисой бизнес. И все у них будет в лучшем виде… Главное, верить в то, что все так и будет. А он верит, несмотря на сомнения. Вдруг Лариса не устоит перед натиском Макса? А он ведь распоясаться может без присмотра, как бы снова сводничеством не занялся. Сначала поматросит Ларису, а потом на панель… Но ведь когда-нибудь Никита выйдет на свободу, и Макс должен это понимать.
– Когда скоро? – раздраженно спросил бугай.
– Скоро. И мой костюмчик освободится вместе со мной.
Этот «найковский» спортивный костюм – сам по себе святое дело. Это подарок от Ларисы, и Никита будет последним чмошником, если позволит себе расстаться с ним.
Лариса пришла к нему в изолятор временного содержания в последнюю ночь перед этапом. Договорилась с ментами и пришла. Она обещала ждать Никиту, но отдавалась ему как в последний раз… Это была самая лучшая ночь в его жизни. Но будет ли повторение? Четыре года – это целая вечность, а Лариса ему не жена, чтобы приезжать на долгосрочные свидания. Да и когда еще появится право на такое свидание, неизвестно. Может, к тому времени Никита уже будет ей не нужен.