Первую ночь я провел в симпатичном семейном пансионате, где хозяева, господин Гюнтер и кроткая фрау Понтер — баварские изгнанники на Рейне, как они рекомендовали себя, сами стряпали еду. Я сохранил воспоминание о чудесном свином окороке с картошкой и капустой, благодаря которому вовсе забыл про жуткую похлебку, которой нас кормили в лагере. Спать я лег рано, потому что с утра пораньше хотел отправиться в собор.
Выйдя из гостиницы, я пошел по сонной еще в этот утренний час Рихардштрассе. Когда я свернул в первый переулок направо, мной овладело странное впечатление: как будто я с кем-то встретился взглядом, и притом встретился не случайно. Я пошел по переулку, названия которого уже не помню, и чувствовал, что чужой взгляд по-прежнему преследует меня. Сначала, обернувшись, я никого не увидел. Через несколько шагов я оглянулся опять и заметил, как в какой-то подъезд вошел человек в черном. А квартал, пустынный еще несколько мгновений назад, разом наполнился народом, словно актеры заняли места на сцене перед началом спектакля. Я сторонился каждого взгляда и, как ни спешил, смотрел себе под ноги, чтобы никто не разглядел моего лица.
Может быть, ты подумаешь, что это был бред, но уверяю тебя — за мной действительно следили. Они отпустили меня, чтобы тем пуще преследовать — теперь я в этом был уверен. И что же мне оставалось делать? Продолжать свою миссию любой ценой? Отступиться? Пустить их по ложному следу? Третье решение казалось самым соблазнительным, но я понимал, что далеко так не уйду. Куда бы я ни пошел, они меня все равно в конце концов разыщут. Вся Германия шагала в ногу, следуя за своим фюрером. Кто я такой, чтобы навязать свою волю этой неумолимой машине, разрушающей волю каждого отдельного человека? Отступиться — об этом я тоже помыслить не мог. И я решил следовать дальше, стараясь только не попадать в расставленные ловушки. В конце концов, если они выслеживают меня — значит для них моя работа не меньше, чем для меня, важна.
Преданный тебе
Отто Ран.
ГЛАВА 57
Чему же он был обязан своим успехом? Тушеному кролику с оливками, приготовленному Шеналем? Бутылочке корбьера, от которой он не смог отказался, хотя и знал, что впереди работа? Долгой ночи, когда он то смотрел на звезды, то вновь рассматривал зарисовки Бетти? Так или иначе, ровно в 4.57 пополуночи Пьер Ле Биан утвердился во мнении, что он разгадал тайну, на подступах к которой тщетно бился несколько дней подряд. Говоря конкретно, путь к решению загадки ему указал рисунок шахматной доски при гербе Леона. А вдруг это вовсе не шахматная доска, а решетка? Историк припомнил детские уроки катехизиса и университетский курс средневековой иконографии. Раскаленная решетка — символ мученичества святого Лаврентия, а у этого прославленного благородством святого была большая церковь в столице провинции Леон. А на щите как раз изображались решетка и лев. Предположение выдерживало критику, но оставалось еще убедиться, так ли обстоит дело на остальных зарисовках. Ле Биан занялся отождествлением еще трех символов: не связаны ли они с храмами в трех других городах? Меч связан с мученичеством святой Луции, перевернутый крест указывал на распятие апостола Петра. Разгадать загадку каменной ладьи оказалось чуть посложнее. Она относилась к мученичеству апостола Иакова, которому отрубили голову, а тело положили в каменную ладью без руля, которой управлял ангел. Чудесный корабль пересек Средиземное море, а после причалил к берегам Финистера.
Ле Биан не только убедился, что Отто Ран нашел гербы именно этих четырех городов, но обнаружил и те места, в которых надо было искать дальше. Очень довольный, он подвел итог своему исследованию: набросал четыре строчки, краткие и простые, но для него открывавшие новые горизонты.
Италия — Кремона — меч — святая Луция.
Бельгия — Брюгге — каменная ладья — святой Иаков.
Германия — Кёльн — перевернутый крест — святой Петр.
Испания — Леон — решетка — святой Лаврентий.
Утром Ле Биан сходил на почту. Верный друг Жуайё не подвел: перевод пришел вовремя. Теперь у историка было довольно денег на задуманные поездки. Хотя было еще очень рано (или поздно — это как посмотреть), Ле Биану спать не хотелось. Осталось только собрать чемодан, подумал он. В номере он стал доставать чемодан из-под кровати, и тут вдруг раздался звон разбитого стекла. Ле Биан вздрогнул: сперва ему показалось, что стреляли из ружья. Он подбежал к окну, но на улице рядом с гостиницей ничего необычного не обнаружил. Тогда он стал смотреть, чем же можно было разбить окно. Большой камень, обернутый в бумагу, закатился под кровать. Ле Биан развернул листок и увидел записку, написанную аккуратным почерком:
«Вы остались живы.
Карл фон Граф тоже.
Он засел под главной башней Монсегюра и готовит возрождение катаров.
Ни в коем случае никому не говорите об этой записке».
Карл фон Граф? Он уже слыхал это имя. Фон Граф — фамилия того эсэсовца, которого убил, по его словам, Леон. Ле Биан перечитал записку. Очевидно, ее писал кто-то, кто знал, что случилось в соборе Мирпуа. Дальше говорилось о главной башне Монсегюра. Велико было искушение поехать туда немедленно, но Ле Биан уже купил билет на поезд. Он решил пока не обращать внимания на эту записку и даже Шеналю не говорить о ней. А про окно он скажет, что разбил его нечаянно. Это было довольно правдоподобно: окно открывалось внутрь, а осколки валялись прямо под подоконником.
ГЛАВА 58
Леон
Первая поездка Ле Биана оказалась такой удачной, как и сам он не ожидал. Надо, впрочем, сказать, что он ее тщательно спланировал, на волю случая не оставив ничего. Поезд пришел на вокзал в Леоне около полудня, так что он успевал оставить чемодан в отеле, который присмотрел по путеводителю неподалеку от церкви Сан Лоренсо. Выйдя опять на улицу и направляясь к храму, историк думал об Амьеле Экаре — Добром Муже, оставившем Монсегюр и предпринявшем долгое, полное препон путешествие в этот глухой уголок Испании. Думал он и о том, как ему тяжко было оставить друзей и братьев, обреченных на мучительную смерть. Быть может, Амьель Экар желал бы лучше погибнуть с ними, а не влачить существование вдали от тех, кого любил, от сильной веры, питавшей всех их…
Открывать дверь в церковь Ле Биану не пришлось — она была уже открыта. Жара на улице в этот час уже начинала спадать, и в церкви была только одна пожилая дама: маленькая, худенькая, сгорбленная, одетая в черное. Дама стояла коленями на скамеечке, перебирала четки и бормотала молитвы. На вошедшего молодого человека она не обратила ни малейшего внимания. Ле Биан достал бумажку, на которой было записано все, что ему нужно. Картина «Мученичество святого Лаврентия» должна была находиться в третьей боковой капелле справа. Обнаружив ее, Ле Биан облегченно вздохнул и тоже опустился на колени. Но его молитва была обращена к одному лишь значку, который Бетти зарисовала в пещере, — неприметному изображению решетки. Ле Биан рассматривал камень за камнем, отыскивая его.