Последний атаман Ермака - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Буртовой cтр.№ 133

Князь Григорий, невольно поражаясь сметливости худородного ярыжки, подбадривающе кивнул ему головой. Не садясь на лавку, уперев руки в столешницу, внимательно слушал, не перебивая.

— Так вот, князь-батюшка Григорий Осипович, смекнул я, что голова литовский с казаками байки бает неспроста, не о погоде на дворе у них разговоры ведутся. Вот и решил дознаться, о чем это у них доверительные беседы? Самого стрелецкого голову о том не спросишь, можно ежели не своей головы лишиться, то передних зубов наверняка, а их у меня и так уже трех нет! Тогда решил за его единоверцами-католиками походить по пятам неприметно. У дьяка Ивана малость копеек выпросил, по своей бедности, в кабак государев частенько стал захаживать, пиво да вина, что подешевле, попивать. А более того слова ловить, которые стрельцы в подпитии изрекают довольно громко. Подпив, более всего дом свой поминают, родичей, женок да детишек, у кого таковые остались в Литве. — Ярыжка остановился, чтобы перевести дух, с виной в рыжих глазах глянул на сурово молчащего воеводу.

«На этом, похоже, атаман Матвей и подцепил их своими искусными речами, — догадался князь Григорий, поднялся от стола, взъерошил густые темно-русые волосы правой короткопалой рукой. — Что же теперь делать? Крамола зреет в крепости. Не вскрыть гнойник — антонов огонь может случиться, большая беда грянет на слабый город!»

— Ну и что удалось тебе, Антиошка? — поторопил ярыжку князь Григорий. — Говори доподлинно, не упуская ни слова! Каждое из них может оказаться весьма важным.

— Помню, батюшка князь Григорий Осипович, каждое слово помню, скажу как по писанному. Так вот, уже пополудни ныне войдя в кабак и просидев до сумерек там, стрельцы-литвины собирались было вылезать из-за стола на весьма жидких ногах, где их сидело шесть человек, литвин Казимирка, упившись до икотки, вдруг невесть с какой напасти, громко молвил такое: «Ныне пьем на свои копейки, а придет скорый час, подоспеют к Самаре казацкие войска с Яика да с реки Увек, куда посланы от атамана верные нарочные, так пить будем за государеву казну, что у воеводы в тереме спрятана! Побьем воеводу да и домой к себе пойдем! Кто нас силой остановит? Тут его дружки с десятником Янушем рот ему захлопнули, боязливо оглянулись узнать, уловило ли чье ухо эти крамольные речи. Да я загодя лицом на стол лег, пустую кружку у бороды опрокинул, будто упился и уснул. Стрельцы того Казимирку ухватили под руки, шапку на лицо нахлобучили, чтобы больше не орал, да и поволокли вон из государева кабака. Я впотьмах, от них хоронясь, метнулся в дом дьяка Ивана. — И ярыжка Антиох, бороденкой в правое плечо ткнувшись, неловко поклонился приказному дьяку Ивану, который стоял все это время молча, неподалеку от чисто выбеленной жаркой печи, охватив двумя пальцами левой руки синий шелковый пояс поверх добротного темно-желтого азиатского покроя кафтана с меховым воротником. На влажных залысинах дьяка от лампадки отсвечивались блеклые огоньки.

Умолкнув, ярыжка Антиох нежно-преданно стал смотреть на воеводу, облизывая губы то и дело, словно они были вымазаны несъедаемым медом.

— Мо-ло-дец, Антиошка! Молодец! И радение твое на государевой службе без награждения не будет забыто. Дьяк Иван из приказной избы выдаст тебе рубль серебром, дабы ты и вперед следил за литвинами недреманно! Доволен ли?

Ярыжка Антиох едва слюной не захлебнулся от радости, бухнул головой о пол, смешно откинув обе руки назад, за спину, словно стриж в полете, выпрямился, истово трижды перекрестился, благо воеводский иконостас в серебряном окладе и с блескучей лампадкой был у него прямо перед глазами:

— Век бога буду молить о вашем здравии, батюшка воевода князь Григорий Осипович! За вашу щедрость головой своей готов хоть в пламя, только скажите: «Велю!»

Воевода скупо улыбнулся, прищурил близко посаженные серые глаза, рукой дал знак ярыжке подняться с колен, что тот резво исполнил и встал обок с дьяком Иваном, комкая в руках потрепанную шапку. Ждал, каковы будут повеления князя Засекина.

— Теперь же, Антиошка, беги к дому, где живет литовский стрелецкий голова Семейка Кольцов, да покарауль там бережно, выйдет в ночь куда литвин альбо будет сидеть дома спокойно. Ежели что тревожное приметишь, быстро беги ко мне для принятия мер. Иди!

Ярыжка Антиох с поклоном упятился к двери и прикрыл ее за собой бережно, словно она была сбита не из крепких досок, а из тонкого пластинчатого льда от первых на Волге заморозков. Князь Григорий, чтобы не терять времени, дал приказание дьяку Ивану, который без позволения воеводы так и не посмел присесть на лавку, у конца которой все это время терпеливо стоял:

— Теперь же, дьяк Иван, поспеши к стрелецкому голове Федору Ельчанинову с моим повелением не мешкая и минуты взять полусотню стрельцов и схватить литвинов, которые ныне днем стояли в карауле подле воровских казаков, а с караула отсиживались до сумерек в государевом кабаке и вели там преступные угрозливые речи! Ухватив, заковать в цепи и отвести в пытошную, на дыбу вздернуть и крепко, с пристрастием пытать о воровских замыслах атамана Матюшки Мещеряка с товарищи. Кату Первушке быть на месте в пытошной! Первый спрос сними сам, дьяк Иван, а по тому спросу я решать буду, брать ли в кандалы голову литовских стрельцов Семейку, коль огласят его, альбо он к воровству своих людишек не причастен. Легко обидеть человека поспешным арестом, может затаиться до поры, а потом и припомнить при каком-либо ратном деле у стен Самары.

— Тут как тут, будет исполнено, князь Григорий Осипович, — поясно поклонился дьяк, сверкнул розовокожей лысой головой и, торопливо выйдя из горницы, только в сенцах посмел надеть дорогую песцовую шапку, которой весьма гордился перед небогатыми самарянами. Вдохнул холодного воздуха, крякнул, пригладил в безветрии ночи пышную бороду и торопливо заскрипел валенками, направляясь к избе, где проживал второй воевода и стрелецкий голова Федор Ельчанинов.

— Упредим воровской бунт в Самаре, так нам это зачтется перед государем Федором Ивановичем, — размышлял вслух дьяк Иван. — Глядишь, радение мое приметит сам Андрей Яковлевич Щелкалов, думный дьяк и соправитель при Борисе Федоровиче Годунове! — имена великих людей дьяк Иван даже в далекой от Москвы Самаре произносил с невольным душевным трепетом. — Коль приметит в счастливый час, то и к себе в Посольский приказ, тут как тут, взять может! Ишь ты-ы, спокойно спит стрелецкий голова Федор Елизарьев сын, — проворчал дьяк Иван, подходя по скрипучему утоптанному снегу к крыльцу второго на Самаре человека. — Ва-ажничает перед приказным дьяком Федька! На мои поклоны даже головой не качнет! — Дьяк Иван недолюбливал стрелецкого голову Ельчанинова за то, что был тот к нему непочтителен, величаясь тем, что занят возведением оборонительных сооружений и ратной службой, а не «пероскрипеньем» как не единожды с презрением говорил Ельчанинов среди своих сотоварищей.

— А вот тут как тут и поглядим вскоре, чья судьба будет счастливее, Федор Елизарьев сын! — бубнил себе под нос дьяк Иван, дергая за ручку звонкого колокольчика, который резво затренькал в сенцах за дверью. — И кто из нас наипервейшим будет в Москве!

В сенцах послышались грузные шаги, полусонный голос недовольным тоном спросил: