От Милана до Рима. Прогулки по Северной Италии - читать онлайн книгу. Автор: Генри Воллам Мортон cтр.№ 46

Затем мы увидели совершенно фантастическое зрелище, то, что я навсегда запомню, — апартаменты карликов.

В самом сердце дворца созданы комнаты для жильцов ростом в три фута. Это миниатюрный домик с малюсенькими лестницами и даже с крошечной часовней, в которой мне пришлось пополам согнуться. Осматривая помещения, я отметил любопытную черту: все здесь было сделано с любовью. В каком-нибудь старом и эксцентричном уголке Испании меня бы это не удивило, но здесь, в Мантуе, — странноватая причуда для семьи, которая и сама страдала от врожденного дефекта. Подобно всем благородным семействам прошлых веков, Гонзага любили своих карликов. Их имена и проказы упоминаются во всех герцогских архивах. Изабелла д'Эсте, в то время двадцатидвухлетняя маркиза Мантуи, заскучавшая в отсутствие воюющего в очередной раз мужа, написала в Феррару и обратилась к отцу с просьбой, чтобы тот прислал ей Фрителло. Это был карлик, которому всегда удавалось своими ужимками рассмешить семью до слез. Он танцевал, пел, крутил сальто и отвлекал хозяев от мрачных мыслей. На помощь одинокой маркизе, как мы узнаем из другого письма, пришел ее любимец Маттелло. Он смешил ее, изображая пьяного человека. Однажды слуга объявил о приезде преподобного отца Бернадино Маттелло, и карлик вошел в ее комнату, одетый как крошечный францисканец. Спустя два года она отправила Маттелло в Феррару, чтобы карлик утешил ее брата Альфонсо, сокрушавшегося о смерти жены — Лукреции Борджиа. «Лекарство», судя по всему, сработало, ибо Альфонсо написал сестре, что, предложи ему кто-либо на выбор замок или Мателло, он выбрал бы карлика. Когда Маттелло умер, его положили в маленькую могилу и написали обычную латинскую эпитафию, а поэт Чино да Пистойя присовокупил: «Если Маттелло сейчас в раю, то он смешит там всех святых и ангелов».

Еще одним популярным мантуанским карликом был Нанино, который, как и Мателло, любил изображать священников. Когда меланхоличный Максимилиан, герцог Милана, навестил свою тетку Изабеллу, Нанино насмешил всех охотничьим бурлеском, в ходе которого он сражался с козой. Почти невероятно представить себе присутствовавших при этой сцене серьезных и высокомерных аристократов, изображенных Тицианом. Вот они печально и безутешно прохаживаются мимо гобеленов и позолоченных купидонов, а затем, отчаявшись, посылают за карликами и получают от них лекарство в виде исцеляющего смеха. На протяжении всего периода Возрождения между родственными правящими дворами, в том числе Мантуей и Феррарой, происходил оживленный обмен карликами и шутами. Можно представить себе, с каким подозрением смотрели друг на друга избалованные, ревнивые маленькие фавориты, как дулись из-за появления соперника из соседнего аристократического двора. Обращение с лилипутами требовало, должно быть, сочетания твердости и лести, что можно уподобить сегодняшней тактике взаимоотношений с кинозвездами. Думаю, можно понять, отчего поэзия не баловала вниманием маленьких человечков, зато художники часто обращались к подобным сюжетам, особенно Веласкес. Впрочем, припоминаю очаровательное маленькое английское стихотворение Уоллера, написанное по случаю свадьбы Ричарда Гибсона и Анны Шепард, людей ростом по три фута и десять дюймов. Они были придворными карликами Карла I и Генриетты Марии. Карл был посаженным отцом невесты, и вот что написал Уоллер: [44]

Как люди женятся? Случайно. По расчету.

А этот брак свершили Небеса.

Как же тут откажешь?

И Еве от Адама не к кому бежать.

Природа создала малышку эту

Точь-в-точь ему по мерке.

Мы двинулись дальше — хотя ноги начали уставать — и подошли к комнатам, которые показались мне самыми интересными. Они отведены были знаменитому «парадизу» Изабеллы д'Эсте. Три маленькие комнаты, словно шкатулки для драгоценностей, следующие одна за другой, со шрамами, нанесенными им временем и военной оккупацией, обкраденные ворами и дельцами от искусства, тем не менее до сих пор сохранили в себе что-то от былого счастья. Я представил, как окруженная своими сокровищами хозяйка играла здесь на лютне или пела, а возможно, разворачивала новое издание альдины, [45] напечатанное на тонком пергаменте и специально отобранное для нее самим Альдом Мануцием. Изабелле было шестнадцать лет, когда она покинула двор своего отца в Ферраре и вышла замуж за молодого Франческо Гонзага, третьего маркиза Мантуи. Эта женщина интересна тем, что она постоянно искала убежища, тихой гавани, наполненной картинами, книгами, музыкальными инструментами, а также — драгоценностями и бронзовыми статуэтками. Ей нужно было место, отвечающее ее душевному настрою, ей хотелось забыть о горестях жизни, тем более что испытаний на ее долю выпало немало. Уже в двадцать лет Изабелла была настоящим знатоком искусства и интереса к нему не утратила, с годами она лишь совершенствовалась на этом поприще и постоянно пополняла свою коллекцию. Страсть к украшению места своего пребывания в ней не ослабла и была одинаково сильна как в семнадцатилетнем возрасте, так и через сорок восемь лет, перед кончиной.

Затейливая резьба потолков «парадиза» не пострадала. Золотые листья сияют по-прежнему. Я заметил на них любимые символы и девизы Изабеллы. На сочинение их она потратила много времени. Я увидел римские цифры XXVII (vinte le sette [46] ) — этим она хотела сказать, как мне кажется, что она победила всех своих врагов. Заметил я и три буквы U.T.S., монограмму Ys, [47] распечатанную колоду игральных карт и перевязанный лентой пучок веток — это мне трудно было объяснить. Красивейшая мраморная дверь с медальонами скульптора Христофора Романо привела меня в совершенную маленькую комнату. Позолоченные кессоны украшали потолок. Там я тоже разглядел символы Изабеллы, а также любимый ее девиз — Nec spe, пес metu (Без надежды и без страха). Вот, значит, каков был этот парадиз, содержимое которого разбросано сейчас по всему свету. Это, разумеется, была не первая гавань Изабеллы, но последняя. Ее первый настоящий кабинет, созданный, когда Изабелла была еще новобрачной, находился не во дворце, а в старинном замке, примыкающем к дворцу. Позднее, когда в комнатах стало слишком тесно, она попросила своего сына Франческо, чтобы тот позволил ей переселиться на нижний этаж дворца, где она устроила очаровательный грот. Это помещение стало для нее убежищем, стены которого Мантенья, Перуджино и Коста украсили аллегорическими картинами, ныне хранящимися в Лувре.

В одних только мантуанских архивах найдено две тысячи писем Изабеллы. Она предстает перед нами в разном расположении духа — любящей, сердитой, высокомерной, печальной, — и в юности, и в среднем возрасте, и в старости. Когда она позировала кому-нибудь из величайших живописцев, то и не подозревала, что в своей корреспонденции оставляет потомкам куда более разоблачительный автопортрет. Леонардо да Винчи нарисовал ее сангиной, работа сейчас находится в Лувре. На рисунке мы видим довольно полную молодую женщину двадцати пяти лет, не особенно красивую, но с приятным живым лицом. На ней полупрозрачное платье с низким вырезом. В Вене имеется два ее портрета работы Тициана. На одном из них — Изабелла в возрасте пятидесяти пяти лет, а на другом — выполненная Тицианом копия портрета кисти Франциа. Художник написал ее, когда она была молодой девушкой. «Сомневаюсь, что мы были когда-либо столь красивы», — писала она, когда увидела копию Тициана. На этом полотне изображена красивая девушка, одетая по последней моде: на ней драгоценности, платье из парчи, на плечо наброшена меховая накидка. Светлые волосы увенчаны затейливой конструкцией из драгоценных камней — назвать ее шляпой я бы не решился. Достаточно взглянуть на решительную линию ее рта, чтобы понять: эта высокомерная молодая дама всегда поступала по-своему и будет действовать так и впредь. Да, это та Изабелла, которая — сейчас бы выразились «как бульдозер» — проходила по ренессансным студиям, забирая все, что понравилось. Это та самая Изабелла, которая смеялась и танцевала с французами во дворце покойной сестры в Милане. Та, что угрожала несчастному художнику Луке Лиомбени: «Если студия не будет готова к нашему возвращению, мы намереваемся посадить тебя в подвал замка. И это — можешь не сомневаться — не просто фраза». Это была Изабелла, что не протянула руку помощи обедневшему и умиравшему Мантенье, а вместо этого пыталась торговаться с ним за бюст Фаустины. Но это лишь одна из сторон многогранной натуры Изабеллы, и, может быть, именно Леонардо удалось передать ее настоящую суть в мягком профиле, что хранится в Лувре. Изабелла у него уступчивая, такая, которая могла написать своему господину: «Конечно, если ваше высочество думает по-другому, я отправлюсь завтра, даже если мне придется путешествовать в одиночестве и в одной рубашке».